твоей жизни, если ты начнешь через Зеркало ходить и с драконами свяжешься.
— Это что? — заинтересовался Антон.
— Письма писать будем. Ты давно родителям писал? Заодно можно будет держать на контроле, отвыкаешь ты от человеческой речи или нет.
Антон поскучнел:
— Я им совсем еще не писал, но я сегодня не хочу. Я хочу завтра.
— Ага, завтра, потом послезавтра, а потом никогда.
— А мы сначала пострелять можем, а потом письма напишем, — примирительно предложил племянник Волитары. — Я Антону письмо напишу, а он его прочитает.
— Тогда я тебе тоже напишу! — оживился Антон.
Мальчики говорили это, уже вылезая из-за стола и с грохотом распахивая створки высокой двери, полной красных и белых стекол, и пропадая в коридоре, так что вскоре от них осталось только эхо, а затем, после очередного грохота, все и вовсе смолкло. Воспитатель племянника с невозмутимым лицом последовал за детьми.
Константин обеспокоенно глянул на Волитару, но та лишь отмахнулась салфеткой, дескать, все в порядке, заметила, что после Антона убирают тарелку, и усмехнулась:
— А ты после себя посуду мыл.
Константин почему-то покраснел.
— Стрельба, письма, стрельба, письма, стрельба, письма. Я в это твою жизнь превратила, — грустно улыбнулась она.
— Справедливости ради, — улыбнулся в ответ Константин, — писем было все-таки гораздо больше.
Она взяла его руку в свою, ненадолго сжала сильными драконьими пальцами, будто силясь разломать хлопушку с блестками, быстро встала и вышла из столовой.
