Болельщиков не исправишь. Как бы ни были настроены люди в любое другое время, в день соревнований они всегда найдут подбадривающее слово для своей команды и ехидное - для соперника. Другие команды, идущие на праздник почти исключительно по территории своих гильдий, были лишены "удовольствия" слышать колкости. И надо отметить, что мои игроки с честью и гордостью прошли этот путь, не поддаваясь на провокации, словно не замечая задир.

Внутри кремля тоже был стадион. На нём тренировались гвардейцы, оттачивая и футбольное, и ратное мастерство. Он же служил ареной для различных торжественных мероприятий. Народ суетился, тут и там шли споры из-за "незаконно" занятого места: стадион был невелик, скамеек на всех не хватало. Собственно говоря, именно это и было главной причиной того, что детей не пускали на праздничные игры. На каждой из трибун отводились специальные места для команд. Нашей, внеплановой, выделили несколько скамеек напротив центральной трибуны рядом с "Лесорубом". Я не сводил глаз с высокого помоста, который охраняли гвардейцы в парадных мундирах. К нему прямо с поля вела широкая деревянная лестница, щедро украшенная гирляндами из полевых цветов и колосьев ржи, символизирующих радость и безбедную жизнь. Вскоре там должна появиться Та - женщина, к которой я стремился через многие километры дорог и бесконечности пространств.

На помост вела ещё одна лестница, с другой стороны. По ней поднялся гвардеец-трубач и, приложив к губам огромных размеров витой турий рог, протрубил сигнал "Слушайте все!" Трибуны затихли, но лишь для того, чтобы через секунду взорваться приветственными криками и рукоплесканиями: к высоким креслам на помосте вышли члены правительства - Муму, Рани, Та и Вася. Без сомнения, я был рад увидеть и своих старых дружков, но, честно признаться, в этот момент всё моё внимание было привлечено только к одному человеку - к Та. Я сожалел, что не мог увидеть её лица - его скрывала плотная вуаль. Одета лад-лэд-ди-ма была во всё белое. Сердце сразу наполнилось благодарным умилением: даже сейчас, много лет спустя, Та носила траур. Её стройная фигурка казалась крошечной в сравнении с возвышающимися рядом Васей и Муму, и от этого на меня накатила щемящая смесь жалости и нежности.