– Вы что же, хотите натравить их друг на друга? – удивленно вскинул брови Корсаков.

– Не исключено, – просто ответил жандарм.

– Я бы не был в этом так уверен, – покачал головой Владимир. – Свидетельства прошлых явлений существ из озера очень напомнили мне виденное в усадьбе Серебрянских, когда я охотился за Стасевичем. Те же водяные создания. Тот же метод проникновения в наш мир. Сомневаюсь, что это обыкновенное совпадение.

– Значит, у нас будет повод задуматься, – согласился полковник.

– В таком случае я бы рекомендовал задуматься еще и о том, что Беккер смог навязаться к нам именно благодаря вашей склонности к секретам, – напомнил Корсаков. – Это означает, что противник прекрасно знаком со стилем вашей работы, чтобы сделать выводы и использовать его против вас. А еще что они следят за всеми нами, ведь Беккер знал нас в лицо.

– Это для меня как раз не сюрприз, – отмахнулся полковник. – Что же до спасения вашей жизни, то полагаю, что им, как и мне, был интересен Николай Коростылев. Вернее, его потенциал. И если мы верим письму вашего нового друга, то они лишились важной нейтральной фигуры. А Беккер в ходе расследования присмотрелся к вам и пришел к выводу, что вы тоже можете быть интересны. Такими возможностями не пренебрегают.

Чем дольше говорил жандарм, тем больше разгорался внутри Корсакова тлеющий огонек гнева. Когда тот закончил, Владимир не спешил с ответом, разглядывая собеседника, а потом все же заметил:

– Знаете, я, кажется, начал улавливать ход ваших мыслей…

– Да неужели? – откинулся на спинку стула полковник. – Давайте послушаем!

– Вы отправили меня к Коростылеву не для того, чтобы я помог ему. – Слова давались Корсакову тяжело, ведь он продолжал мысленно составлять картину произошедшего. – Более того, я не уверен, что вы вообще догадывались о возвращении его брата и о том, что Николаю требуется помощь. Понятия не имею откуда, но вы знали лишь, что Коростылев, как и я, нес в себе печать… чужаков, назовем это так. И потому интересен как вам, так и вашим врагам.

– «Нашим» врагам, Корсаков, – поправил его полковник.

– И вы вновь использовали меня. Решили посмотреть, что произойдет, если два порченых человека вроде нас с Николаем встретятся. И что предпримет противник, когда это произойдет. Не так ли?

– Не буду оскорблять нас обоих попытками отрицать очевидное, – спокойно ответил полковник. – Я уже говорил вам в Смоленске: мой единственный долг – оберегать державу. И во исполнение этого долга для меня все средства хороши. Поэтому – да, я использую людей. Вас, Постольского, Нораева. Еще десятки других, о которых вам ничего не известно. Изволите обижаться? Ваше право. Желаете упрекнуть меня? Зря, это бесполезно. Все же замечу, что, если бы не наше сотрудничество, вы бы так и блуждали в потемках относительно своего дара и судьбы отца с братом. Так что не надо воображать, что я исключительно манипулирую вами, не предлагая ничего взамен. Это взаимовыгодное партнерство, на мой взгляд. А еще, на будущее, прежде чем стыдить меня – взгляните на свои действия.

– В смысле? – не понял Корсаков.

– Вы утаили от спутников свои подозрения. Не сказали, что послали за помощью. Не предупредили, что Коростылев – не тот, за кого себя выдает. Позволили сунуться вслепую в самое логово кровожадных тварей.

– Это не одно и то же! – запальчиво воскликнул Корсаков. – У меня не было…

– Выбора? Времени на раздумья? – уточнил полковник. – Э нет, Владимир Николаевич. Вы просто приняли за других решение, которое сочли верным, и рискнули их жизнью. Предлагаю не заниматься софистикой, выясняя, чем ваши действия отличаются от моих. Просто согласимся, что это явления одного порядка. Что же касается вашей встречи с Коростылевым – то да, мне было интересно посмотреть, что случится. И, учитывая все обстоятельства, разрешилась эта история неплохо.

– Неплохо? – чуть не задохнулся от возмущения Владимир.

– Да, жалко, конечно, что мы потеряли и Николая, и Никиту…

– Вы хотели сохранить Никиту?!

– Мы бы нашли ему место, – усмехнулся полковник. – А что вас так удивляет? Никита знал все, что знал Николай, изобретения которого могли бы принести много пользы, но теперь, увы, потеряны. А уж стимулы для сотрудничества я подбирать умею, не сомневайтесь. Так что – да, разрешилась история не лучшим образом, но действительно неплохо. Вы, например, получили один важный урок.

– Это какой?

– Что вас ждет, если вы ослабите контроль и дадите больше свободы существу внутри себя…

Полковник приподнялся, оперся кулаками на письменный стол и, наклонившись к Корсакову, вкрадчиво прошептал:

– Я хочу, чтобы каждый раз, когда вы задумаете неразумно рискнуть и довериться своему двойнику или презрите другие соображения безопасности, как, скажем, во время ритуала Горегляда, вы видели перед собой Никиту Коростылева. Каким он предстал перед вами в подземном гроте. И знали, что однажды можете стать таким же.

Сказав это, он опустился обратно на свое место и закончил:

– К тому же вы получили еще одно напоминание о силах, с которыми мы боремся. Еще одна история для Конклава. К которому, как мне кажется, вам стоит уже начинать готовиться. Съездить на лето обратно домой, скажем. Разобрать наконец отцовские документы. Нервы подлечить. А то смотрю я – и боюсь, как бы вас удар не хватил!

И очередным оскалом, призванным, очевидно, изобразить вежливую улыбку, полковник дал Владимиру понять, что их аудиенция закончена.

* * *

Корсаков не помнил, как покинул управление градоначальства и сколько брел потом по улицам, освещенным тусклыми газовыми фонарями. Пришел в себя он на Банковском мосту, переброшенном через Екатерининский канал, в окружении крылатых львов.

Над застывшей водой стлался призрачный свет – в столицу пришли белые ночи. Обычно Владимир любил это время, но сейчас странная белесая пора, когда день не исчезает насовсем, скорее казалась ему порожденной болезненным бредом. Он был один. Ни пешеходов на набережной, ни лодок в канале. Со стороны Невского донеслись далекий цокот копыт и стук колес по мостовой – проехала и исчезла в ночи запоздавшая карета.

Руки Корсакова, облаченные в перчатки, сжимали чугунные перила, а сам он вглядывался в свое отражение на глади канала. Никогда в жизни ему не было так одиноко. Он мечтал, чтобы рядом материализовался Петр. Даже зная, что брат является лишь плодом его воображения, Владимир все равно был бы рад компании. Ему отчаянно хотелось,