Он посмотрел как бы сквозь меня — очень неприятно.

— Когда-нибудь, — произнес он все с той же интонацией, — ни у кого в мире не будет КН более 50! А когда-нибудь не останется никого с КН более 30! Более 10!

Лечение будет усовершенствовано. Я лишь диагност. Но лечение будет совершенствоваться! Мы найдем панацею! Когда-нибудь… — Он все смотрел на меня, а потом спросил: — Знаете, сколько я набрал в понедельник?

— Семь, — наугад бросила я. Семь он набрал в прошлый раз.

— Девяносто два, — ответил он.

Я рассмеялась, подумав, что он так шутит. Чувство юмора у него всегда было бесовское. Но я решила, что пора нам уже вернуться к плану мирового экономического роста, и весело заметила:

— Это не очень удачная шутка, доктор.

— Девяносто два, — повторил он, — и вы мне не поверите, Мэри-Энн, но это все из-за дынек.

— Каких дынек, доктор? — спросила я.

И вот тут-то он кинулся на меня через стол и попытался прокусить мне яремную вену. Я применила захват дзюдо, позвала уборщика Билла, а когда тот пришел — вызвала робофельдшера, чтобы отвезти доктора Спики в Психолечебницу Бетесда. Это случилось полгода назад. Я навещаю доктора Спики каждую субботу. Очень печальное зрелище. Он в округе Маклин — это у нас палата для буйных, — и каждый раз, видя меня, он визжит и исходит пеной. Но я не принимаю это на свой счет. Нельзя обижаться на душевнобольных. Когда Лечение будет усовершенствовано, его вылечат.

А я пока держусь. Билл подметает на этажах, а я занимаюсь Мировым правительством. Это вовсе не так трудно.

1978