— Вы уверены, что хотите разделить список, сэр? — спросил я. — Может быть, было бы разумнее работать вместе?

— Я знаю, что делаю! — огрызнулся он. Очередная пачка пергамента выскользнула у него из рук, и он наклонился, чтобы поднять ее. — Или ты предлагаешь мне этого не делать?

Я наблюдал, как он стряхивает грязь с оброненного пергамента.

— Конечно, нет, сэр.

— Тогда давай покончим с этим.

ПЕРВОЙ Я ДОЛЖЕН был опросить принцепс Анат Топирак, медиккеру из Апотекального иялета. Я остановил санитара и спросил о ее местонахождении и состоянии ее ран.

— Пострадала при нападении, сэр, — сказал санитар. — Довольно серьезно. Она приходит в себя дальше по коридору, в последней палате справа.

Я подошел к палате и постучал в закрытую дверь. Ответа не последовало. Я повернул ручку, вошел — и замер на месте.

Я никогда раньше не был в настоящем отсеке медиккеров. Поэтому я был не готов к тому, что увидел.

Единственный мей-фонарь мерцал над большой металлической ванной, стоявшей в центре темной фретвайновой комнаты. Ванна была наполнена странной беловатой жидкостью, от которой сильно пахло старым молоком. В жидкости лежала высокая женщина-курмини, ее голова была откинута на край ванны, глаза закрыты, лицо бледное и покрытое испариной. Хотя я не мог видеть через молочно-белую массу в ванне, она, несомненно, была обнажена.

Это было достаточно поразительно, но еще более поразительным было хитроумное сооружение из веревок и проводов, свисавшее над головой, которое удерживало ее правую руку над водой, хотя у нее не было кисти. На ее месте был бледно-розовый обрубок, и к нему, как ракушки к корпусу корабля, прилепились дюжины крошечных черных улиток, жадно сосавших открытую рану.

Я в ужасе уставился на улиток. Затем я почувствовал, как у меня защипало в глазах, и вспомнил, что однажды в шутку сказала моя старая наставница по дуэлям, Троф: И если кто-нибудь из вас случайно потеряет руку или ухо, не волнуйтесь, дети — медиккеры будут прикладывать к ране сангри-улиток, пока не отрастят вам новый орган.

Что ж, подумал я. Вот как это выглядит. Еще одно воспоминание, которое я никогда не смогу выбросить из головы. Я напомнил себе, что нужно держать себя в руках.

Я открыл свой набор запечатлителя, достал флакон и понюхал его. От этого пахло дымом и пеплом. Я поморщился, подошел к изножью ванны и прочистил горло.

Топирак не пошевелилась.

— Принцепс? — спросил я.

На ее лбу появилась едва заметная морщинка. Чистое лицо, красивое и ровное. Синяки на одной стороне, теперь ставшие цвета старого чая. Ее кожа была серой, почти как у меня, но нос явно был в центре ее изменений: он стал фиолетовым и немного больше обычного, с множеством вен за ноздрями. Я знал, что у апотов это обычное дело: способность чувствовать запах снадобья или раны и определять их состояние имела решающее значение в их иялете.

— Принцепс? — сказал я громче.

Фыркнув и застонав, Топирак проснулась. «Ч... что?» Она открыла опухшие глаза. Их белки были совершенно налиты кровью. Когда она увидела меня, ее глаза расширились еще больше, и она испуганно вскрикнула: «Кто ты, черт возьми, такой?»

— А-а-а, — растерянно произнес я. Я оглянулся, спрашивая себя, не стоит ли кто-нибудь у меня за спиной. — Я... я сигнум Диниос Кол из Юдекса, принцепс. Что не так?

Она пристально глядела на меня одно мгновение, затем вздохнула с облегчением.

— О, слава Святилищу… Знаете, когда я увидела, что вы стоите надо мной, весь в темном, и сердито смотрите на меня сверху вниз... — Она устало рассмеялась. — Я подумала, что вы сама Смерть, пришедшая за мной, сэр.

Я помолчал, не зная, что сказать. За мою короткую карьеру в Юдексе меня называли самыми разными именами, но никто никогда не принимал меня за Жнеца.

— Это из-за ванны, сэр, — объяснила она. — Вещество в этой воде воздействует на вещество в голове. — Она понюхала воду. — Муртрава, в основном. Разновидность водорослей. Их экскременты обладают многими целебными свойствами. Это то, что делает воду белой, понимаете ли... — Она снова понюхала ее. — А еще цетерофин, снотворное средство… И масло алтеи. Для запоров. Не хотят, чтобы я здесь гадила.

— Впечатляющее мастерство, — сказал я.

Она слабо улыбнулась.

— Говорят, благословенная Атир из народа Ханум изменила себя так, что могла просыпаться, нюхать воздух и знать расположение каждой птицы, зверя и цветка на милю вокруг… Хотя я сомневаюсь, что она когда-нибудь принимала такую ванну, как эта. Я так много сплю… Я даже не знаю, какой сегодня день.

— Восемнадцатое число месяца кьюз, — сказал я, — и я не из мертвых земель, а из Юдекса. Я надеюсь, вы сможете ответить мне на несколько вопросов о проломе.

— Почему Юдекс расследует пролом, сэр? — прохрипела она.

Я проигнорировал вопрос, взял стул из угла и сел рядом с ней.

— Мне нужно спросить вас о сигнум Мисик Джилки, — сказал я.

Тень печали пробежала по ее лицу. «М-Мисик мертва, сэр», — прошептала она.

— Я знаю это, принцепс. Вы хорошо ее знали?

Она пошевелилась в молочно-белой жидкости, выражение ее лица было страдальческим. Белый прилив плескался по ее телу, обнажая сияющий изгиб груди, покрытый грозовыми тучами синяков.

— Да.

— Очень хорошо?

Она пристально посмотрела на меня. Теперь она полностью проснулась.

— Мы были любовницами, сэр. Но это не противоречит правилам, поскольку мы из разных иялетов, верно?

— Понятно, — сказал я. Я уже перестал удивляться, когда догадки Аны оказывались верными. — Как долго вы были с ней вместе?

Она медленно моргала, подсчитывая.

— Боги... прошло уже три года.

— Я сожалею о вашей потере и... — Я подавил желание взглянуть на ее отсутствующую руку. — ...и о том, что с вами случилось. Я пытаюсь узнать немного больше о том, как умерла Джилки.

— Почему?

Я снова проигнорировал ее вопрос.

— Вы видели ее за день до смерти?

Топирак покачала головой.

— Нет?

— Нет, сэр.