а зеркало выскользнуло и со звоном ударилось о пол. 
— Ты…
 — Негодяй?
 — Да! — выпалила графиня, сжимая кулаки и делая к князю шаг ближе.
 — Вы все думаете, что умнее и хитрее других, — проговорил он усталым, почти философским тоном, покачав головой. — Даже ставки между собой делаете… Ну не дурные? Думаете, я не знаю?
 — Откуда ты… подслушиваешь за девчонками? — голос графини сорвался от удивления, а сама девушка часто-часто заморгала.
 Тёмный князь медленно развернулся. Лицо его было абсолютно безэмоциональным, а взгляд — спокойным и даже несколько безмятежным.
 — Самое забавное знаешь что? — негромко произнёс он, слегка приподнимая правую бровь.
 Графиня не ответила. Она встала напротив князя так близко, чтобы видеть в полумраке помещения его лицо, поймать реакцию, вырвать хоть что-то, что дало бы ей преимущество. Хоть искру сомнения, вины, чувства. Но ничего. Её встречала абсолютная, выжженная пустота.
 — Что тебе забавно⁈
 — Что ты никому из них не расскажешь, что я знаю о ваших «соревнованиях». И будешь весело наблюдать, как другие, такие же как ты, глупые девчонки, будут радостно прыгать в мою постель, в наивной надежде стать той самой, что сможет «удержать». Той, кто «особенная». Той, ради которой я «изменюсь».
 — Эти с-с…стервы всё знали⁈ — голос графини задрожал, как и её тело, по мере того как к ней приходило осознание.
 — О, кажется, ты начала догадываться, — Алексей вновь отвернулся к окну. — Что ты там про любовь хотела мне сказать?
 — Ничего! — выкрикнула девушка, и в тот же миг лицо её исказилось, губы задрожали и, не удержавшись, она опустила голову в ладони. Слёзы хлынули безудержно. Сперва это были лишь всхлипы, короткие, сдержанные, затем — всё громче, надрывнее, не поддающиеся контролю.
 Алексей молча слушал в тишине. Он не двигался, не оборачивался, только на мгновение прикрыл глаза, будто утомляясь от назойливого ребёнка.
 — Можешь не стараться, — коротко качнул головой он, нахмурившись. — Меня изначально нельзя было задеть подобными соплями. Но теперь, наблюдая как вы все будто под копирку пытаетесь использовать этот приём… я стал и вовсе непрошибаем.
 Девушка резко замолкла и, отвернувшись от князя, по его примеру уставилась в окно. Не было больше театральных всхлипываний, надрывных рыданий и даже, самой себе на удивление — демонстрируемой ранее злости.
 — Тебе что, совсем всё человеческое чуждо? — её голос стал глухим, почти пустым.
 — Ну почему же… — неожиданно серьёзно задумался Черногвардейцев. — Похоть… похоть и жажда крови — они меня одолевают нередко.
 Он усмехнулся и, скользнув взглядом по её отражению в стекле, добавил:
 — Кстати, последнее — это ещё один повод не вмешивать в наши с тобой дела твоих родственников.
 Графиня отшатнулась, инстинктивно прикусив губу, в её взгляде на мгновение отразились страх и нерешительность. Но любопытство или внутренняя уязвлённость взяли верх, и от возникшего в голове вопроса она всё же отказаться не смогла:
 — А семья? Дети? Тебе ведь всё равно нужны будут наследники.
 — Вот когда будут нужны, — спокойно ответил он, — тогда и будем действовать.
 Бросив последнюю фразу, Черногвардейцев развернулся и прошёл мимо замолкшей девушки, не задерживаясь на ней взглядом. Запах графини — цветочный, терпкий, чуть влажный — остался висеть в воздухе. Она не пошевелилась.
 Шаги князя стихли, едва он оказался за дверью. Аристократка осталась одна в тишине, стоя у окна с поблёкшими губами и размазанной по щеке помадой — привести себя до конца в порядок она так и не успела. Во взгляде девушки не было ни любви, ни обиды. Только — пустота. Она знала на что шла и понимала как высоки ставки. Но возможный приз того однозначно стоил. Не получилось? Ну что ж… вряд ли кто-то в трезвом уме посмеет её осудить за попытку.
 * * *
 — Господин Ивачёв? — со стуком входя в кабинет, произнёс высокий плечистый мужчина в строгом чёрном костюме, аккуратно прикрыв за собой массивную дверь из тёмного дерева.
 Комната, в которую он вошёл, была обставлена строго и со вкусом: тяжёлые книжные шкафы по стенам, массивный письменный стол из красного дерева, заставленный стопками бумаг, папок и чернильниц. Слева от окна, затянутого тяжёлыми шторами, стоял глобус на бронзовой подставке, а в правом углу пылился граммофон. В воздухе витал этот особый запах старой канцелярии.
 — Там на табличке всё написано, — не отрываясь от бумаг, разложенных на столе перед ним, холодным, едва раздражённым тоном отозвался хозяин кабинета.
 — Фёдор Борисович, я к вам с посланием от моего господина, — выдержав паузу и абсолютно не обращая внимания на тон собеседника, произнёс вошедший, останавливаясь напротив стола.
 — От кого именно? — наконец оторвав взгляд от документов, поднял голову Ивачёв. Его лицо оставалось спокойным, но глаза сузились. Он быстро пробежался взглядом по фигуре визитёра.
 — От Его Светлости, князя Черкасова, — с лёгким наклоном головы отозвался мужчина, и хотя в его голосе не звучало высокомерия, имя было произнесено с показной гордостью.
 — Вот как… — медленно протянул Ивачёв, откинувшись в кожаном кресле и сцепив пальцы перед собой. Его тон остался ровным, но в глазах мелькнул интерес. — И чем же моя скромная персона заинтересовала столь влиятельного господина?
 Говорил Ивачёв без какого-то явного неуважения в голосе, но в его тоне ощущалось плохо скрываемое безразличие — мужчина давно присягнул на верность совсем другому сюзерену, и даже будь у него на то желание, служить кому-то иному позволить себе отнюдь не мог. Он знал цену предложениям и обещаниям, особенно когда за ними маячили амбиции таких фигур, как Павел Игоревич Черкасов. Связи, влияние, деньги — всё это уже мало волновало Ивачёва, так как дом, которому он служил, с лихвой закрывал все подобные потребности.
 — Мы собираем в одну команду ряд талантливых артефакторов, известных своими достижениями по всей Империи, — заговорил вошедший, наблюдая за лицом собеседника. — И всё это делается в рамках стратегической инициативы. Планируется развернуть масштабные работы по созданию нового экспериментального оружия и систем противодействия… хм, одной, скажем так, силе, стремительно набирающей влияние в стране.
 Ивачёв слегка приподнял бровь. Он не любил недомолвок, а особенно — когда ему пытались скормить их с пафосной интонацией.
 — Уже догадываетесь, о чём речь? — пристально глядя в глаза артефактора, произнёс визитёр, словно намеренно затягивая момент истины.
 — С кем имею честь? — приподняв подбородок, промолвил Фёдор Борисович после