Если не вспоминать о Зиане, Сиплом и Волке.

   Я обернулся. Офицеры селились ближе к носу, коридоры к их каютам расходились на перекрестке шагах в пяти от меня. А тут, у трапа, жили простые абордажники. Одним из которых мне грозило стать. Невероятно...

   Едва я оказался у каюты Неприкасаемых, схоронившейся в тени у входа в тренировочный зал, как у трапа послышались шаркающие шаги. Нырнув в темный угол, прочь от света шаманского фонаря, я прижался к стене, не желая, чтобы кто-нибудь увидел меня здесь, до побудки. Жалкого, испуганного и чуждого первой палубе.

   Цепляясь изуродованной рукой за поручни, у трапа стоял Шестерня. Не знаю, какая травма так искалечила боцмана инструментариев. Но честное слово, для того чтобы повторить злую шутку природы - нужно было заставить бедолагу втянуть голову в плечи, а затем прошить его стальным стержнем, от плеча до плеча, и двумя-тремя ударами кувалды загнуть левый край чудовищной "шпильки" вверх. Затем стесать ему половину лица, при этом сохранив глаза и полностью уничтожив нос. Выбрить одну половину головы наголо, а на другой оставить грязные седые лохмы. Лицо боцман обычно скрывал под маской, но один раз я видел его без нее. Поверьте, это зрелище еще не раз приходило ко мне в кошмарах.

   Шестерня даже ходил с трудом, приволакивая ногу.

   Не знаю, что заставляло капитана держать на борту такое бесполезное чудовище. Я боялся боцмана-калеку, и старался оказаться как можно дальше от него, если изуродованный механик появлялся поблизости и приносил с собой мир боли и отчаянья. Но несмотря на вечные муки - Шестерня держался. Невзирая на страдания, он обладал невероятной волей к жизни и фанатичной надеждой, что когда-нибудь все изменится. Когда-нибудь он станет прежним. Что когда-нибудь его уродство пройдет.

   Мое сердце сжималось от грусти и понимания тщетности таких надежд.

   Шестерня постоял у трапа, сипло переводя дыхание, а затем поковылял куда-то в сторону офицерских кают. Я перевел дыхание, радуясь, что монстр не заметил во тьме испуганного юнгу. На лбу проступил пот.

   - Ну и трус ты, Эд, - тихо-тихо проговорил я. Одними губами, честно. Но меня услышали.

   Дверь в каюту Неприкасаемых лязгнула, открываясь, и равнодушный голос спросил:

   - Что ты тут делаешь?

   Сердце так скакнуло в груди, что стало больно. Я чуть не подпрыгнул от неожиданности, и в тот же миг вахтенный матрос на камбузе заколотил в рельсу.

   - Я... Это...

   Буран облокотился плечом о косяк и уставился на меня, подбрасывая кинжал. Сталь послушно крутилась в воздухе, мерцая в свете шаманского фонаря, и безошибочно возвращалась в ладонь Неприкасаемого.

   - Мне Торос сказал. Точнее мне сказал Половой, что Торос сказал. Что... Когда. Вчера он. Ну когда Кунни, - замямлил я, растерявшись. Отпрянул от стены, выходя на свет.

   Буран кивнул.

   - Итак, это прекрасное утро принесло нам сразу два вопроса. Первый, что сказал Половой. Это я смог понять из твоей потрясающей речи. Осталось главное - что сказал Торос. Я внимаю тебе.

   Тонкие губы воина искривила улыбка.

   - Дыши глубже, соображай яснее. Это несложно. Давай подышим вместе, раз-два. Раз-два. Ну?

   Он нахмурился:

   - Почему ты не дышишь вместе со мною, юнга? Ты замыслил недоброе?!

   Неприкасаемый пребывал в хорошем расположении духа, и наслаждался моей оторопью, а я просто не мог найти слов. Потом, много позже, я бы смог дать ему с десяток остроумных ответов на эти реплики, но к тому времени их стало бы значительно больше. Угнаться за языком Бурана невозможно.

   - Хватит, Бур, - громыхнуло из каюты. Торос очень своевременно пришел мне на помощь. - Если это юнга, то тащи его сюда.

   В каюте Неприкасаемых могли жить человек шесть, это точно. Если перед этим убрать странное нагромождение труб в центре помещения (позже я узнал, что это тренажеры собранные Неприкасаемыми по памяти оставшейся со времен обучения в Ордене), да поставить еще четыре лежака с личными тумбочками. Будет тесновато, но терпимо.

   У дальней стены расположился арсенал (коллекция была поменьше, чем в каюте капитана, но не оставалось никаких сомнений - здесь клинки висят не для красоты). Совсем рядом с дверью приютились прикрепленный к полу столик с грязными после ужина мисками и два табурета. В каюте пахло благовониями. Редкой и дорогой штукой, которую можно купить только у тех торговцев, что связан с Берегом.

   А еще здесь было тепло. Равномерно тепло, а не очагами, как у нас на палубе, где большой зал обогревался печками, и в некоторых углах на стенах проступал иней.

   Торос сидел на кровати и выглядел совсем не выспавшимся.

   - Топаешь громко, юнга, - сказал он. - Но ничего. Я когда молодым был - тоже не думал, как хожу. Все мы дураки в молодости.

   - Эй-эй-эй! - протестующее возмутился Буран, он захлопнул дверь и развел руками. - Я никогда не был дураком!

   Кинжал опять взлетел в воздух, а затем Неприкасаемый одним движением ловко перехватил клинок и вогнал его в специальные ножны на поясе.

   - Я всегда был обаяшкой.

   Торос никак не отреагировал на шутку приятеля. Он смотрел на меня со смешанным чувством грусти и раздражения. Сгорбившийся здоровяк перед крохотным мальчишкой. Чем-то он напоминал мне Эльма. Эльма до того, как гончие оторвали ему руку.

   - Мастер Половой сказал... - я решил прервать молчание и объяснить, зачем пришел.

   - Тихо, - прервал меня Торос. - Успеешь еще. Отожмись-ка.

   - Простите? - не понял я.

   - Ляг на пол и отжимайся, пока я не скажу, что хватит, - Торос повел плечами.

   - Зачем?

   - Строптивый какой. Тебе непросто с ним будет справиться, мой бородатый друг, - прокомментировал это Буран. Он отвернулся от меня и принялся разминаться.

   - Хочу увидеть, на что ты способен, - терпеливо пояснил Торос. - И советую забыть о вопросах вроде "зачем". Прекрасно понимаю, откуда они берутся. Сам такой был. С первым учителем в Ордене отношения не сложились именно по этой причине.

   - Он его, кстати, прикончил, - вклинился Буран. - Жестоко.

   Торос бросил на друга тяжелый взгляд:

   - Не лезь, ладно?

   - Ладно-ладно!

   - Спасибо. Так вот, юнга, если хочешь стать хорошим абордажником, то ты должен помнить одну вещь. Командир всегда прав. Если он дал тебе команду, значит она должна быть выполнена. Значит, у него есть план.

   - Но я не хочу быть абордажником.

   Буран остановил разминку, обернулся к нам.

   - Я должен видеть это, будь я проклят! Я должен это видеть! - восторженно протараторил он.

   Торос моргнул раз, другой. В нем колыхнулось недовольство.

   - В следующий раз рядом никого может не оказаться, - наконец промолвил бородатый воин. - Думаю, что если ты получишь парочку уроков, то сможешь постоять за себя и сам.