После этого Кьюрензу, как никогда, захотелось вернуться в Целефес, усеянный минаретами, как гвоздями с разноцветными шляпками. А затем в один прекрасный день его выставили из его лондонской мансарды, и он бесцельно побрёл туда, где домов становилось всё меньше и меньше. И около моста через унылую речку его встретил блистающий доспехами кортеж рыцарей верхом на чалых лошадях.

Они были присланы в его честь из Целефеса, который он создал в своих снах и в котором ему теперь предстояло навеки стать правителем. Кьюрензу помогли забраться в седло, и они помчались по спускам Суррея в те края, где родился Кьюренз и его предки. И странное дело, Кьюрензу показалось, что они галопом понеслись назад во времени, ибо, проезжая через селения, он наблюдал сцены, которые могли происходить разве что в эпоху Чосера. С наступлением темноты всадники помчались ещё стремительнее, и вскоре они уже неслись с жуткой быстротой, словно по воздуху. Когда забрезжил тусклый рассвет, на их пути встретилась деревня, рядом с которой Кьюренз жил в детстве и которую всегда видел во снах спящей или мёртвой. Сейчас там кипела жизнь, и ранние прохожие низко кланялись и приседали в реверансах, но всадники, не останавливаясь, простучали копытами вдоль по улице и свернули на узкую тропинку, которая оканчивалась пропастью. Раньше Кьюренз попадал туда только ночью, во сне, и ему было интересно увидеть её при дневном свете.

Кавалькада достигла обрыва, и в тот же миг где-то на западе возникло золотое сияние. Бездна оказалась бурлящим хаосом розового и лазурного блеска, и невидимые голоса пели, ликуя, когда рыцарский кортеж поплыл вниз и лошади вздымали копытами эфир, будто неслись по золотистым пескам. А затем сияющий туман рассеялся, чтобы явить ещё больший блеск — сверкающий город Целефес и морской берег вдали, белоснежную горную вершину и яркие разноцветные парусники, отплывающие из гавани в далёкие края, где море встречается с небом.

И с тех пор Кьюренз царствовал в Ут-Наргае и держал двор попеременно то в Целефесе, а то в мраморно-облачном Серенниане. Он правит там и поныне и будет править вечно и счастливо, хотя внизу, под скалами Иннсмута, приливные потоки, словно насмехаясь, играют телом бродяги, который однажды на рассвете бесцельно брёл, спотыкаясь, по полувымершей деревне.