Все, кроме школоправительницы, созерцавшей исключительно своего нового опекуна и начальника. Длинные усы почти скрывали его верхнюю губу, зато нижнюю можно было рассмотреть достаточно хорошо. Под бородой прятались смешливые ямки на щеках, но теребившие ее по временам пальцы, длинные и тонкие, остались такими же, как и в пятнадцать.

И как тогда, давно-давно, Полина вдруг словно почувствовала их на себе: цепкие, грубовато-нежные, жадно ощупывавшие все ее тело пальцы. И губы – губы, от которых невозможно было оторваться. Вот по этим-то сине-сиреневым от засосов губам тогда и дознались…

– Да не могу я без родительского благословения! Ведь проклянут же… Эх, Полинка! Полинушка моя…

Свиделись-таки последний разочек, простились. Никто и не заметил. Знак у них был условный: Митя, уже тогда с проявившимся – как вдруг и у Полины – Талантом, – накладывал на двери ее горницы «зовущее» заклинание, ежели ждал ночью в рощице…

– А ежели сделать так? Что скажете, госпожа? – Чародей Всеволод сложил пальцы в колдовском жесте.

От голоса этого Полина вздрогнула, но послушно оборотила взор в сторону уже изрядно надоевшей за последние дни схемы. Линия водовода прихотливо вилась вдоль рощицы…

– Видите,госпожа?.. Поглядите!

Полина глянула…

И точно вода из акведука пролилась на бумагу, и рощица зашелестела живыми ветками – в центре схемы сиял знак зова.