– Может, эмоционально я и свободна, – рассмеялась я, – а вот физически – вряд ли.

– Верно, – согласился он и, подтянув меня за цепь, снова опрокинул на спину на мехах в изножье ложа.

– Ты оставишь меня своей рабыней? – в который раз спросила я.

– Конечно, – отвечал он.

– Даже не представляла себе, что встречу мужчину, который так желал бы меня, горел бы таким вожделением и все же держал бы меня в рабстве.

– А еще ты не представляла, что встретишь мужчину, который сумел бы удовлетворить самые потаенные твои желания, – продолжал он мне в тон, – глубоко запрятанные, почти неосознанные, скрытые желания, в которых ты и сама себе признаться едва ли решилась бы.

– Ты, хозяин, – смутная мечта, чудо, о котором я не осмеливалась и грезить и которое вдруг стало явью.

– А для меня – ты, рабыня, – признался он.

– Ты и в самом деле будешь суров со мной, хозяин? – Да.

– И в самом деле, хоть ты ко мне и неравнодушен, оставишь меня полностью порабощенной?

– Да, рабыня.

– Даже будешь наказывать, если провинюсь?

– Даже буду наказывать, если пожелаю, независимо от того, провинишься ты или нет.

– Значит, абсолютное рабство?

– Конечно, рабыня.

Я робко потянулась к нему, коснулась его плеча, нежно поцеловала.

– Я люблю тебя, хозяин.

– Молчи, рабыня, – раздраженно бросил он.

– Да, хозяин.

И он начал ласкать меня – нежно, ласково, и я припала к нему всем телом, замирая от наслаждения, но не произнося ни звука: я – рабыня, говорить мне запрещено. Снова он любил меня, мягко и бережно, и я знала – в любой момент нежность эта может обернуться свирепой жестокостью – если ему так захочется. Обладать рабыней можно тысячами способов, и, я уверена, Клитус Вителлиус мастерски владеет ими всеми. Сердце переполняла радость. Он повелевает мною. Я повинуюсь. Полностью, безоговорочно принадлежу ему. Разве выразишь словами это ощущение? Может, потому-то он и велел мне молчать – чтобы просто наслаждалась, не пытаясь высказать то, чему ни на одном языке нет названия. Я и не пыталась, а, все забыв, отдалась на волю всепобеждающей любви.