— Я не шлюха, — ушла пятая. — Да, я спала ради определённых целей, но это была сделка. Здесь же… Я не шлюха.

Вот же заладила.

— Прости, хорошо? — мягко сказал я. — Больше ты туда не поедешь. И кто-кто, а ты точно не шлюха. Ты женщина, которая пошла наперекор собственным чувствам ради картеля, и здесь нет шлюховства.

— Чувствую себя грязной, — поморщилась она, оглядывая себя, после чего вздохнула. Её голос стал мягче, слова менее чёткими, словно она набрала немного воды в рот. И, тем не менее, Фея вроде как держала себя в руках. Пока. — Я слышала, склад сгорел, да? Могу ли я узнать, что произошло?

— Можешь, это не секрет.

Я рассказал о том, что мне удалось узнать. Всё это время Фея сидела со стеклянным взглядом, и я был не уверен, слышит ли она меня вообще или нет. Но когда я замолчал, она сразу подала голос.

— Значит, экспертиза сказала, что он умер до пожара?

— Да. Только неизвестно как. Тело обгорело, так что сложно сказать, но скорее всего прирезали.

— Ты решил?

— Патологоанатом сказал, — ответил я, немного поморщившись. Помимо того, что все её слова стали как кисель, будто она их пережёвывала перед тем, как сказать, так ещё и интонации стали как у какой-то гопницы. Хотя чего удивляться, она и есть гопница, просто нацепила на себя маску бизнес-леди. Иначе бы не смогла так высоко подняться.

— Брюссель.

— Это ты спрашиваешь или утверждаешь?

— Утверждаю. Ему единственному выгодно это. Банды… они слишком тупы. Сделали бы слишком грязно и громко, а здесь чисто отработано.

— Уверена, что он?

— Так он сам хочет, чтоб мы всё поняли. Сделал это откровенно, прямо перед нашим носом, но при этом не в открытую, чтоб можно было улыбаться нам в лицо и говорить: «это не я, где доказательства?», хотя правда вам обоим известна.

— Не боится, что война будет?

— Он знает, что ты не пойдёшь на это. К тому же, он не полностью тебя обескровил, чтоб у тебя не оставалось выхода, кроме как война. Просто пнул под зад.

— Тогда чего всего один раз?

— Подожди. Скоро ещё пнёт.

— Джек считает, что это банды.

— Слишком чисто.

— Я видел и тех, кто может сделать это чисто среди них. К тому же, наёмники, не забывай. Можно нанять кого угодно и сделать это, а мы будем думать на Брюсселя и собачиться с ним.

— Сложно… — протянула Фея. Кажется, алкоголь начал её полностью скручивать. Она, казалось, с трудом даже сидит. — А ещё кто может быть? Давай, а то, кажется, меня скоро окончательно накроет.

— А пока ты типа в сознании?

— Давай уже… — махнула она рукой. — Не тяни, малец…

Малец… как же все обожают ткнуть мне в мой возраст. С другой стороны, что взять с тех, кто узко мыслит?

— Слышала когда-нибудь о ведьмах?

— Ведьмы? Это какие-то шлюхи? — посмотрела она на меня мутным взглядом.

— Скорее боевая группа. Одна из них раньше работала на Бурого. Фиеста. Говорит о чём-нибудь?

— Слышала? Да, слышала о ней. Бурый захотел убрать её потом.

— А ещё Малина.

— Малина? Ягодка? Земляника, хи-хи-хи-хи-хи… — рассмеялась она, явно пытаясь сдержаться. — Это та, что ли, которая наёмница?

— Да, она. Они обе из одной банды.

— И ты брал её на работу?

— Не на ту, где требуется секретность. Она импульсник, и нам была необходима её сила. Но они обе работают вместе, что одна, что другая.

— И Бурый не верил ей, считал предательницей?

— Да.

— А ты не думал, что он мог быть прав?

— Уже вскрылось то, что он использовал своих, причём нелицеприятно даже для верных собак, откровенно подставляя их. Так что нет, он наговорил на неё.

— Может и наговорил, — кивнула Фея, едва не упав со стула. — Но вдрг… ой… вдруг были причины…

— Ты там не уснёшь?

— Не учи тётю, малыш… — протянула она. — Подумай над тем, что у него могли быть причины желать избавиться от неё. Именно от неё. Но как бы то ни было, счтаешь… сичитаешь…

— Считаешь, — подсказал я.

— Да… короче, думаешь, что они связаны с этим?

— У них тёрки с картелем, и недавно Малина предлагала свои услуги, чтоб от него избавиться. Они могли таким образом подтолкнуть нас сделать грязную работу. Или же работают на него, и Брюссель сам зачем-то пытается подтолкнуть нас к войне.

— А сам как думаешь? Ко-ко-кой вариантик самый?

— С Брюсселем. Самый вероятный. Потом идут ведьмы и после уже банды.

— Понятно… — Фея уже почти валилась со стула. — Тогда… тогда позови мне сюда такси, мальчик… Я уже не могу.

— Не может она, — вздохнул я, достав сотовый.

Надо бы здесь установить телефоны, где на кнопку нажимаешь и сразу связываешься с секретаршей. В нашем случае — с Клавдией Ивановной. Клавдия Ивановна знает толк в любом вопросе. Клавдия Ивановна — выбирай правильного секретаря.

Но шутки шутками, а я, едва не снеся стол, схватил падающую со стула прямо на пол лицом Фею.

— Это я. Забирай свою даму сердца, пока она у меня пол не поцеловала, — пропыхтел я, перегнувшись через стол и держа её за волосы. — Только быстрее, а то она сейчас упадёт…

Джек примчался через минуту, буквально ворвавшись в кабинет и едва не снеся дверь. Едва подхватил пьяную женщину на руки, а она уже обхватила его за шею.

— Ебаться! — скомандовала она и… отрубилась.

— Блеск… — пробормотал он. — Когда умудрилась так мертвецки нажраться?

— Только что, — кивнул я на бутылку. — Жаловалась на Мексику.

— А чё там?

— Ну, как проснётся, спросишь сам. Но в плане работы всё отлично. Скоро у нас будет новый товар, так что готовь ребят к рыбалке, будем вытаскивать груз из моря.

— В смысле?

— В прямом. Они сбросят за борт, а мы вытащим. Всё просто: нужны будут лодки, крюки, спасжилеты, сачки большие и так далее. Под твою ответственность.

— Ладно… — вздохнул он, поглядывая на тело в своих руках. — Всё сделаю. К какому числу-то хоть?

— Спросишь у неё, когда очнётся, — кивнул я на Фею.

— Понял, тогда до завтра. Спокойной ночи.

— До завтра, — кивнул я. — Спокойной ночи.

Да только спокойная ночь мне лишь в мечтах снилась. Всю ночь взбунтовавшаяся Эйко кричала, как резаная, стараясь вытрясти из меня всю душу. Буквально визжала, а я даже не мог понять, в чём причина. Зубы режутся? Колики в животе? В неё вселился демон и третирует меня? Кто знает… Но под утро, когда моя работа только начиналась, она легла спать. Чтоб потом ещё полдня криками выводить меня из себя и заставлять бегать то туда, то сюда, сводя с ума. И вроде когда я приду и возьму её на руки, Эйко успокаивалась, но проходило полчаса, и она вновь заливалась криком, требуя меня явиться к ней на поклон. А я из-за этого даже уехать не мог.

С другой стороны, именно благодаря бессонной ночи я вспомнил о том, что надо было освятить Эйко. Правда, это вызвало скорее море неприятных, третирующих мозг и душу эмоций. Сразу вспомнилась Саки. Не то чтобы я забывал о ней, просто за работой как-то не до этого было, уходил с головой, тем самым прячась это этих мыслей. А здесь, пока успокаивал Эйко, сам почувствовал, как внутри всё скукоживается от боли и грусти. Она-то так и не увидит, как осветят её ребёнка, хотя сама очень хотела этого. И, успокаивая Эйко, я не мог отделаться от мысли, что это из-за меня Саки никогда не порадуется тому, чему радовалась бы любая любящая мать. А Эйко никогда не узнает, что это такое — иметь такую любящую мать. У неё будет хрен знает кто, который типа вроде как заботится о ней.

Подобные чувства, от которых, казалось, я избавился за время работы, вновь начали штурмовать мой мозг. И мне казалось, что пока я не сделаю то, чего хотела Саки и ради чего она вообще пришла ко мне в тот день, это будет преследовать меня и днём, и ночью, как проклятие.

— Ну что же ты никак не успокоишься… — пробормотал я, укачивая Эйко на руках. Ответом мне было громкое:

— А-А-А-А-У-У-У-У-Я-Я-Я-Я-У-У-У-У!!!

Маленькое чудовище…

Да, это точно наказание мне за всё хорошее и плохое, иначе и не скажешь.