все преступления. Или сохранить его жизнь для тебя.
— О да! Сохранил. По полной с Котом и Виноградовым подставил.
Гордей тактично сказал:
— Феромоны же. И я помню — просто надо почесать и успокоиться. Таюшка, не грусти, все будет хорошо. Тут одни из лучших докторов даже не страны — мира! К Коту же из столицы лейб-медиков вытащили. Илью сейчас оперируют столичные светила. Тут даже маг смерти есть — вот от него точно никто еще не сбегал.
Этого Тая не знала. Это было именно то, что придало ей сил и заставило поверить в хороший исход операции. Тая не знала, но на улице из-за туч наконец-то вышло солнце, растапливая ненужный снег. Золотая осень все же придет в Змеегорск. Она начнется, когда Илья придет в себя.
— Что-то еще, Таюшка?
Она ожила, чувствуя, как тупая боль в сердце ушла прочь. Пока Гордей был готов отвечать, Тая забросала его вопросами:
— Что с колыбельными? Уже есть экспертиза?
— Есть. Илья… Андреевич, — с откровенным смешком добавил Гордей, — не мог слышать убаюкивающее шипение. Это только магмодам и тебе доступно. Люди тоже не слышат.
— Слышат, — мрачно сказала Тая. — Когда было нападение на Кота, все слышали… Наверное, специальная запись.
— Возможно. Эту запись мы вряд ли найдем и изучим, Тая.
— Что с записями с камер на пустыре? Их обработали в столице?
— Нет там ничего, кроме Вязева и нас с тобой…
— Что будет с Кариной?
Гордей пожал плечами:
— Тут решать суду, а не мне. Она в лесу пыталась тебя убить.
— А что решили с Никой?
— Илья сказал, что вы сами там все решите.
Тая кивнула — она решит. Только сперва Илья сам поговорит и припугнет Нику.
— Почему ты промолчал, что Дашу шантажировали из-за меня?
Гордей явно удивился:
— Я же тогда сказал, что это тебя не касается. Ты там была ни при чем. Да и вообще… С шантажом этим просто какие-то детские разборки в вашем серпентарии.
— Эти разборки чуть не стоили жизни Орлову.
Он безапелляционно сказал:
— На тот момент это тебя не касалось. Таюшка, на тот момент, ты прости меня, с тебя нечего было брать. Вот когда все поняли, что ты Снегурка — тут все и зашевелились. Вероника Орлова вообще везде удочку закидывала — всех ваших змеек прошерстила. Дарья Сумарокова отмахнулась от намека на беременность и не стала помогать, наоборот, еще сильнее стала искать Орлова — Карине пришлось вмешиваться и придумывать отговорки для Вероники. Евгения отказалась помочь с деньгами — сама нуждается в них. Ларисе нечего давать было — там муж все на любовницу спускает. У Альбины отец в долгах, как в шелках, Ольга сама с Кариной разорены. С тебя нечего было брать, и тут выяснилось, что с тебя-то как раз и можно сорвать куш — из-за сокровищ Снегурочки. Тут даже Разумовскую проняло. И я просил тебя не делать глупости с Вероникой и быть настороже.
— Я и была.
— А еще я помню, что обещал тебя спросить, когда вернусь, про люблю-люблю-ненавижу. — Он улыбнулся: — И можешь не отвечать. Ты сделала хороший выбор. Илья долго тебя ждал, в отличие от Кота — тот очень даже отвлекался от ожидания, когда же ты его заметишь. Ну же, улыбнись! У Зимовского плохо с чувством юмора. Он же меня прибьет за то, что я тебя расстраиваю.
— Зима…
Он фыркнул:
— Привыкай его так звать. Он вроде на место Сумарокова метит, а я теперь сугубо гражданский штафирка, мне боевой позывной ни к чему.
Тая с укоризной посмотрела на него:
— Тебе нестыдно?
— Абсолютно нет. Можно подумать, я не знаю, как меня за глаза называют некоторые.
— Гордей…
— Двадцать восемь лет Гордей. И ты опять куда-то погрузилась в пучины задумчивости. — Он вздохнул: — что еще тебя тревожит?
Она тихо спросила:
— Гордей, и что будет дальше?
— Ты вообще? Или только про себя?
— Я про Илью.
— А… Если про него… То дальше… — он потер подбородок. — Дальше у нас есть полоз. У нас есть герой Зимовский. И у нас нет никаких улик. Вообще. Илья молодец, что все же вышел на полоза и поймал его. Хотя это меня тоже пугает — столько раз полоз легко уходил незамеченным, и тут раз, и Илья вышел на него. Слишком легко…
— Илья, между прочим, на операции. На грани жизни и смерти. И ты называешь это легко?
— Прости, Таюшка, но это так и есть. Легко. После нападения на Кота Илья же его не взял. А тут — нашел. Тревожно мне, хотя я могу и сильно ошибаться.
Тае ругаться захотелось. Но не на Гордея же. Она сцепила зубы и подняла глаза вверх, ища успокоения. Для верности она еще и считала про себя. До тридцати дошла, когда поняла, что снова может говорить.
— Так что с уликами?
— Ни. Че. Го. Я поднял дело об аварии. Виновником признан твой отец. Плохие погодные условия, опасная манера езды. Я поднял дело о ритуале Снегурочка. Вязев мертв, иных на месте ритуала не было. Подосинов в тот вечер весь день был в лаборатории, есть записи в журнале. Но записи легко подделать — дописать позже. Камер тогда в лабораториях не было.
— Операция Зимовского? — напомнила Тая.
— Надо поднять его историю болезни, но, Таюшка, тринадцать лет прошло. И была война. Мы можем никого не найти. Но я попытаюсь, ты же меня знаешь, Тая. У него было несколько операций, если ты не в курсе. Три раза за годы войны он был на грани жизни и смерти — еле собирали заново. Ты не знала? Не знала… — вздохнул Гордей. — Посмотри на это с другой стороны — он тоже не знает, сколько раз ты рисковала собой. Полагаю, гораздо чаще. Таюшка, гены могли забрать на любой операции. И не факт, что этим людям уже не промыли мозги… Я проверю все, что смогу.
— Оба ритуала с веретеном… Нити жизни были короткие.
Гордей разбил в пух и прах её довод:
— И это ничего не доказывает. Тебе и раньше не верили, сейчас и тебе, и Зимовскому тоже не поверят — никто не знает, сколько кому жить уготовано. Тупик. Тебе, могут сказать, и уготовано было судьбой мало прожить. Никто никогда не мерил жизненные нити. Криминалистика, даже ритуальная, опирается на факты — метры, сантиметры и прочее.
— Смерть деда?
— Удачно наложилось на приезд императрицы. Тогда никому не было никакого дела до Подосинова. Зимовский был в патологии, ты должна была оказаться там же.
Тая отступать не хотела, хоть и