Парень сказал мне гадость — я не собираюсь унижаться до того, чтоб повторять его слова, — а я шикнула на него, и он замолчал. Из всех талантов, которым я научилась после ухода из Дома-на-равнине, этот, быть может, самый полезный.

Девушка недоуменно нахмурилась, скрестив руки на груди, как давным-давно делала одна молодая особа в калифорнийской гостиной. Я улыбнулась девушке и вложила в ее голову девятый вопрос дьявола:

«Кто я?»

И пока я находилась в тысяче мест, я сеяла ответ, словно горчичные зернышки:

«Я — прекрасная ткачиха».

Потом я продолжила свою прогулку по мосту. Солнце садилось, дул сильный ветер, и на берегах Теннесси поднимался туман, видимый только мне. Он сгустился и закружил в водовороте. Река взволновалась. В центре приближающейся тучи гладь реки рассекли две дымовые трубы, потом рулевая рубка, потом верхняя палуба. На поверхности появился весь пароход целиком: вода стекала с надстроек, гребное колесо бодро крутилось. Я прочла ярко-красную надпись на борту: «Султанша». Судно взорвалось в 1865 году к северу от Мемфиса, у островов с названиями Курица и Цыплята. Погибли тысяча семьсот человек. Однако же выглядела «Султанша» великолепно!

Дойдя до верхней площадки лестницы, спускающейся к берегу, я обернулась — волшебники всегда оборачиваются.

Разве не этим я занимаюсь с того самого момента, как начала это повествование, и разве вы не обернулись вместе со мной, желая узнать, кто такие волшебники? Я увидела ту девушку. Она уходила от парня прочь — решительно, с высоко поднятой головой. А он остался стоять, словно один из тех болванов профессора ван дер Аста, что носят железнодорожный костыль в носу. Девушка что-то крикнула ему на ходу. Ветер унес прочь ее фразу — кроме одного-единственного слова: «Никогда!» Потом она зашагала дальше. Горчичные семена дали всходы. Я рассмеялась так же громко, как вдова Уинчестер, и помчалась по скользким ступеням к реке, легкомысленно, словно девчонка девяносто девяти и еще девяноста лет.