— Здравствуй, — женщина с волосами белыми, с глазами желтыми, как луна, выступила навстречу. — Ты все же пришел. Хороший мальчик.

От нее пахло горечью непролитых слез.

Кровью.

Ложью.

И когда она протянула белые — белые руки, каменные — он помнил, что у живой женщины не может быть таких рук — он зарычал.

— Возьми, — на ее ладони лежала круглая ягода. — И тебе станет легче.

Следом за женщиной на поляну выходили волки.

Они были огромны и страшны, но он знал, что сильней любого из них, как знали и они. И спеша признать его власть, силу, ложились на живот, ползли, оставляя во влажном мху мятые борозды.

— Возьми, — повторила женщина.

Он зарычал.

— Глупец.

Разозлилась. Злость он тоже видел, ярко — красную, как клюква, столь же горькую.

Ягода скатилась.

И в воду упала, заставив престарелую русалку скрыться в омуте.

— Ты все равно забудешь ее… — женщина все еще злилась, хотя и улыбалась старательно, и руку протянула, чтобы погладить.

Клыки клацнули у самых пальцев, белых, как мрамор. И стая, его стая, вскочила, ощерилась на ту, от которой пахло падалью.

— Себя ты уже не помнишь, сказала женщина, отступая.

Она боялась?

Боялась.

И потому лгала.

Он лег у самой воды, вглядываясь в искаженное лицо русалки.

Лихо. Его зовут Лихо. А имя — это уже много.

Достаточно, чтобы выжить.

Белесые губы русалки растянулись в улыбке, она могла бы рассказать многое, про имена, про Серые земли и про ту, что мнила себя их хозяйкой. Но вместо слов она подняла бусину — ягоду и отправила в рот.

Зажмурилась.

Горькая… и почему люди так держатся за свою память? Без нее живется куда как проще…