Бабкин Ярослав Анатольевич
Ученица волшебника
Книга третья
Ожившие пешки
Глава 1
— Император умер…
Фраза свинцовой чушкой упала в толпу.
И тотчас же взлетела к небу, подброшенная лужёной медью глоток.
— Император умер! Император умер!! Император умер!!!
Троекратный вопль глашатаев прокатился над городскими крышами и иссяк над рекой, оставив после себя лишь кружившее в выцветшем пасмурном небе вороньё.
И стало тихо.
Пара глаз из-под тёмного капюшона глядела на старого ворона, пристроившегося на макушке вкопанной во дворе деревянной фигуры.
— Совсем не боится людей…
— А кого ему в этом лесу бояться?
— Ты уверен, что тот человек придёт?
— Надеюсь. Без него нам будет сложно…
— И сколько нам ждать?
— Пока он не появится…
Голоса стихли. Только дождевая вода едва слышно капала с веток. Да шумел на несильном ветру лес.
Это был заповедный лес. Он спускался со склонов гор и дотягивался на севере едва ли до самых берегов Рудны. Издалека лес походил на тёмную мохнатую шубу. Пересекавшие его неширокие русла казались извилистыми швами, а граница со степью — оборванным краем. Лес клочьями вползал на холмистую равнину, цепляясь за низины, и рукавами уходил в долины рек, меж которых выступало на плакорах одетое травяным пушком тело древней страны.
Путников лес встречал частоколом могучих стволов, колючими заграждениями ежевики и вековым молчанием, с лёгкостью поглощавшим любые чуждые дебрям звуки. Немногочисленные деревни таились в речных поймах, окружая себя порослью камыша и деревянных частоколов. И каждая из деревень обладала тайной сестрой-близнецом — укрытой в чащобах коллекцией нор, землянок и схронов. Деревенские жители не жаловали соседей, приходивших из степи с факелами, клинками и тугими волосяными арканами…
Соседи тоже не любили жителей деревень. Те слишком хорошо знали лес. А к степнякам лес не был гостеприимен. Он до костей пробирал их утренними туманами, заводил кривыми тропками в безысходную темноту, полную ловушек и настороженных самострелов, ломал коням ноги гнилым буреломом. А почти все дороги в лесу заканчивались грудами поваленных деревьев, ощетинившихся навстречу пришельцам заточенными сучьями, кроме разве тех немногих, в конце которых были ворота и неизменная деревянная крепость. Камень в этих местах был дорог.
И данная крепость не была исключением. Её окружали стены, возведённые из деревянных срубов, наполненных землёй и обмазанных с наружной стороны глиной. Внутри крепости находилась конюшня, небольшая кузня, амбары, несколько домов, и постоялый двор. Всё, кроме домов, было неестественно большим. Будто строители ожидали, что в крепости будет куда многолюднее, чем сейчас.
Человек сидел на краешке скамьи и затравленно оглядывал просторный и неестественно чистый зал постоянного двора. Хозяин в свою очередь беззастенчиво рассматривал посетителя. Хозяйская супруга подметала углы с видом женщины, выполняющей надоевшую, но крайне необходимую обязанность. На краю стойки дремал упитанный кот.
Скрипнула дверь. Человек вздрогнул. Вошедший сбросил мокрый плащ и тяжело опустился на лавку. Хозяин, ничего не говоря, принёс ему глиняную кружку с пивом.
— Преставился… — хрипло сказал гость, оторвавшись от кружки.
Хозяйка перестала мести и забормотала что-то похожее на молитву.
— Давно, ваша светлость? — спросил хозяин.
— Третьего дня…
Новый гость перевёл взгляд на единственного посетителя. Тот выглядел так, словно очень хотел превратиться в не привлекающую ничьего внимания деталь обстановки. Гость посмотрел на хозяина.
— Прохожий, — пожал тот плечами, — просто прохожий.
Гость пересел ближе. Человек съёжился и пододвинул ногой валявшийся под лавкой мешок. В мешке что-то глухо звякнуло, стукнуло и зашуршало.
— Меня зовут Укен, — сказал человек, глядя в стол, — я иду из Кюлена…
— Далёко… Торный путь лежит севернее.
— Я иду к магам, им нужно кое-что починить…
— Это в ту башню, что в горах?
Укен кивнул, по-прежнему не отрывая взгляда от столешницы.
— Ясно. А в мешке чего?
Человек вздрогнул и съёжился ещё сильнее.
— Ничего… Инструменты. Только инструменты.
Собеседник потерял интерес к Укену и вернулся к кружке.
Хозяин поставил на стол глиняную миску с кашей и шматом жареного сала.
— В поместье, ваша светлость? Закончили службу на этот год?
Его светлость вытащил из-за голенища нож и отрезал кусок сала.
— Ага. К зиме нужно крышу подлатать и дров заготовить, — сообщил он, не переставая жевать.
— Ясное дело, — поддакнул хозяин, — кому ж зимой мёрзнуть охота. А госпожа ваша как? Здорова ли?
— В порядке была, когда уезжал.
— Вы бы ей кого в работники оставляли, когда на службу отъезжаете, а то ж места глухие. В прошлом годе вон у его светлости Ларка медведь всё на усадьбе баловал. Овсы травил, пасеку разорил. Насилу отвадили…
— Жена у меня крепкая, в лесах выросла, — отмахнулся тот, — да и сыновья уж почти взрослые. Помогут.
Он тщательно вытер нож о рубаху и убрал в сапог, достав вместо него деревянную ложку.
— Это хорошо. Можно будет сыновей на службу посылать, а самому на хозяйстве, — заметил кабатчик.
— Говорят в Удолье каждому рыцарю положено двадцать мужиков, чтобы его землю пахали… — мечтательно вздохнул его собеседник, занося ложку над кашей.
Хозяин усмехнулся.
— Где ж в наших местах столько людей найдёшь, чтобы на господ работали? Мы ж на самой границе!
Стукнула дверь. Покосившись в сторону, хозяин увидел, что скамья рядом опустела.
— Заплатил? — спросил гость, размеренно поглощая блестящую от свиного жира гречку.
— Вперёд…
— С каких пор ты берёшь деньги вперёд? Чай не в городе живём.
— Да он сам предложил… Странный какой-то.
— Это да. Одному, по лесам. А ведь не здешний.
Укен быстро шагал по дороге, удаляясь от крепости. Заставу он миновал без проблем. Никто не усомнился в достоверности его подорожной. Впрочем, Укену показалось, что никто из дозорных не умел читать, а звать старшего караула им было не слишком охота. Слава праведникам, печать вышла хорошая. Большая алая сургучная печать всегда оказывала исключительное впечатление на неграмотных стражников.
Сзади зашлёпали копыта. Укен занервничал. Неужели печать не сработала? Или кто-то из дозорных что-то заподозрил? Нет. Это невозможно. Спокойнее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});