Пепел чужих костров - Дмитрий Панасенко

Дмитрий Панасенко

Пепел чужих костров

Ошибки

Стылый, остро пахнущий палой листвой, перегнившими сосновыми иглицами и жирной землей, кисель, утреннего тумана окончательно пожрал солнце, превращая мир в белесое, разорванное неясным пятном тусклого света, тонущее во влаге ничто. Окружающий Эдарда цу Абеляра кустарник, будто бы обретя свободу передвигаться, то отдалялся, то окружал его неприступной стеной, превращаясь в мешанину неясных теней, земля под ногами вздыбилась невесть откуда взявшимися буграми, последние признаки еле заметной звериной тропки исчезли в густом, забивающем глаза ноздри и уши мареве, и мужчина понял, что окончательно потерялся.

Это была отличная идея. Отличная бесы его дери идея, здравая, логичная, отлаженная и надежная как механизм новенькой Ромульской водяной мельницы — сократить путь, и свернуть с клятой, будто бы в издевку над редкими путешественниками, вьющейся между холмов безумными петлями полосы камней и грязи, что местные называли дорогой. Карта четко указывала, что стоит ему взобраться на здоровенную кучу проросших колючим кустарником, мхом и редкими кустиками ежевики камней, у которой и названия то нет, а потом спустится вниз и ему не придется топать лишних пять лиг. Подняться на холм и спуститься, пересечь какой-то безымянный ручей и он окажется в Кабаньей пади еще до полудня. Что может быть проще. Дел на полчаса. И ему не придется снова ночевать под открытым небом, ломая натруженные за день ноги, собирать, а потом тащить на себе весь вечер мокрый хворост, сбивать в кровь пальцы разжигая огонь, а потом чуть ли не по локоть засовывать руки в угли трясясь от пронизывающих тело порывов ледяного ветра, вздрагивать от каждого шороха, и сжимая в оледеневших пальцах дорожную трость прислушиваться к неприятно близкому волчьему вою. Подняться и спустится. Плевая задача для крепкого мужчины только недавно разменявшего четвертый десяток лет. А теперь, в этом богом проклятом тумане он и ног-то своих не видит. Не хватало еще споткнуться и провалиться в какой-нибудь овраг, свернув себе шею. Словно в ответ на его мысли под каблуком сапога что-то хрустнуло, влажно чавкнуло, огромный пласт земли поехал куда-то в сторону, вынуждая Эддарда, нелепо раскорячившись, взмахнуть руками и упасть на четвереньки пребольно приложившись лбом о невесть откуда взявшийся камень.

— Вот дрянь. — Нервно хихикнув, мужчина, кряхтя пошарил вокруг в поисках выпавшей из сведенных панической судорогой пальцев, трости, и тяжело опираясь на деревяшку водрузил себя на ноги. В спине зловеще хрустнуло, ремень тощей дорожной сумки неприятно врезался в плечо, лоб мерно пульсировал болью, обещая здоровенную гематому. — Вот дрянь, — повторил он и задрав лицо к небу медленно выдохнул. Больше всего сейчас ему хотелось заорать и затопать ногами посылая небу бессильные проклятья. Клятый день, клятая дорога, клятая экспедиция. Скатится с холма и умереть в какой нибудь канаве посреди медвежьего угла, который и на карту то толком не нанесен. Несомненно, это будет достойный конец для самого молодого лектора Лютецкого Императорского университета. Пропасть без вести, чтобы его труп клевали вороны и обгладывали падальщики.

Я идиот. Гребаный идиот. Ничего более.

А ведь все начиналось так многообещающе. Одобрение проекта, выделение средств, восхищенное похлопывание по плечам от друзей, рукопожатия, улыбки, одобрительно-загадочные кивки самого ректора при встречах, и упоминание его имени в ежегодном научном докладе, восхищенные глаза студентов, долгие, полные зависти, взгляды менее удачливых или решительных коллег… И что уж греха таить, несколько повышенное внимание женской части обслуги университета. Это вдохновляло. Окрыляло. Он будет первым. Первым соберет столь необходимый для истории материал, первым кто его систематизирует, пропустит через строгое сито научного познания и осветит его ярким светом просвещенной мысли. Первый, кто точно докажет… Его работа наверняка позволит получить ему докторскую степень, далее написать монографию, а потом, чем бесы не шутят… Если собранный материал пройдет комиссию высокого совета, его имя будет добавлено в золотой список ученых мужей университета. А это дотации на новые исследования, теплое место в деканате, собственный дом и пожизненный пансион. И ведь на это есть все шансы. Вернее были. Всего-то дел. Сесть на корабль, добраться до северных пустошей и…

Не удержавшись, Абеляр испустил тяжкий вздох. Дурак. Жалкий дурак, ослепленный блеском уже лет десять витавшей в воздухе идеей. Теперь, ему все стало понятно. И взгляды старших лекторов и насмешливая улыбка выдающего ему деньги канцеляриста и загадочные шепотки за его спиной. Более «менее решительные» коллеги просто издевались над ним. Не предостерегали. Не тормозили проект, не ставили палки в колеса. Нет. Они поступили намного подлее. И проще. Просто дали бычку обломать рога самостоятельно. Бычок. Он получил это прозвище еще студентом. Частично за крепкое телосложение, частично из-за низкого происхождения, и, частично из-за природной неторопливости, сочетающийся с невероятным упрямством с которым он вгрызался в гранит науки шаг за шагом, ступень за ступенью, поднимаясь от звания студиозуса к магистру, а потом и к лектору.

Бычок — идиот. Кто бы еще мог совершить подобную глупость.

Клятый север. Он оказался совсем не таким как он рисовал себе в мечтах. Совсем не таким. Книги и летописи нагло врали. Все и каждая до единой. Воображение рисовало ему суровые земли, порождающие суровых и благородных мужей и жен, дикую, но полную первозданной красоты страну, колышущиеся под ветром вересковые поля, пологие волны зеленых холмов, покрытые тысячелетним льдом горные вершины, дремучие леса и могучие реки, твердых как камень снаружи, но добросердечных, прячущих свою простоту и душевную красоту за устрашающим видом и маской суровости, северян… Все оказалось ложью. Картиной созданной его падким на байки и слухи, возбужденным от прочитанного и услышанного, разумом. Иллюзией, обернувшийся сплошным кошмаром. Он должен был догадаться. Должен был понять, почему северные провинции до сих пор считаются самым диким и опасным местом во всем расколотом круге. Нет. Конечно он ожидал трудностей, но просто не представлял их масштаб.

Испустив еще один вздох, Эддард, поудобней перехватив палку, принялся спускаться с холма.

— В конце концов, я вряд ли сильно сбился с направления. Пока, я иду вниз, а значит село с каждым шагом все ближе. Туман рано или поздно рассеется и тогда можно будет понять, куда меня занесло. А сидеть тут на склоне — попусту терять время. — Глухо проворчал он под нос.

Собственный голос вернул ему частичку душевного равновесия, но этой крохи было слишком мало, чтобы перестать вспоминать.

Все оказалось не так. Совсем не так. Неприятности начались с того момента