— Вот так, полковник. Командировка будет нелёгкая. Соберите своих подчинённых. Берите самых подготовленных и конечно они должны понимать степень риска.

— Могу ли я сказать куда?

— Нет, — покачал головой Доктор. — скажете просто: в район боевых действий. Нам нужны не солдаты удачи, готовые за деньги на всё, а те у которых бой в крови. Поэтому про деньги пока молчите.

Когда полковник ушёл я повернулся к Бруно.

— Доставай свой компьютер.

— Что ты придумал?

— Ищи небольшой лагерь подальше от основных коммуникаций.

Искорка проскочила в его глазах. Понятливый, сообразил.

— Где?

— Чем дальше, тем лучше.

— Как насчёт России?

Я сидел и тихо балдел. Ну какая тварь, серая она или синяя может просчитать такое?

Последний штрих.

— Не хочу тебя пугать, но может быть будет лучше если ты перевезёшь свою семью сюда?

— Я хотел сам попросить тебя об этом.

— Полицмейстер обещал что пока существует опасность и у меня не кончились деньги, он будет держать здесь полицию, кстати он сам приезжает сюда на уикэнд.

— Серж, это правда что писали в газете по поводу твоих денег? Ты в самом деле так богат?

— А какую они называли сумму?

— Двадцать миллионов.

Моя шутка дошла до адресата. Господин нотариус Айзенпик «случайно» проговорился, и я стал миллионером средней руки. Не привлекающим внимание барыгой.

— Нашёл! Два лагеря. Первый Лиинхамари, это на границе с Норвегией, Кольский полуостров, а второй…

Тикси, 1936 г. Июнь

— Немцы, товарищ Пяткин!

— Не стони, сам вижу! Делай вид что мы заняты.

Глава 11

— Послушайте Август, мне кажется это высшая степень кретинизма! — процедил капитан траулера. — Эти идиоты зачем-то делают вид что нас не видят.

— Национальная особенность, мой мальчик. Они очень гордятся своим происхождением.

— Ааа! Как в анекдоте? Отец алкоголик, а мать проститутка?

* * *

— Иван Зосимович! Они на нас глядят!

— Ты тоже смотри… на небо. И пой.

— Что петь?

— Не зли меня Полукарп! Ты что, песен не знаешь?

Поликарп Евграфович уставился в серое небо и запел «Подолинам и по взгорьям.», однако что там хотела взять дивизия, так никто и не узнал, потому что зацепившись ногой за за какую-то кочку он с размаху упал на четвереньки прямо под ноги немцам.

— Здоровеньки булы! — вытирая грязь с рук начальник поднялся с колен. — А мы тут с товарищем Пяткиным по делам…

— Надеюсь документ о приемке груза у вас готов? — спросил старший немец.

У Прохорова нехорошо засосало под ложечкой. Жаловаться гады будут. А может уже…

А в конторе рация. По ней хоть самому товарищу Сталину позвонить можно.

— Готов! — почему-то соврал он. — Товарищ Пяткин вот… тут… поехать с вами хочет. А мне бежать надо в контору, документики-то…

Поликарп Евграфович наконец встал и резво кинулся бежать в сторону порта.

— Та-ак, не понял. — сказал Иван Зосимович оставшись неожиданно один. — Куда же этот козёл ускакал? Чё надо? Ты чё уставился? — обратился он к старшему. — Это вам не ваша вшивая Германия! Говорю как коммунист, ети вашу мать!

— Что он говорит, Август?

— Поминал вашу матушку, мой мальчик.

— Сейчас я ему!

— Не надо. Сделаем по другому. — ответил советник. — Господин Пяткин… на судне нас ждёт великолепный обед. Не желаете присоединиться?

— Ни-ког-да! — раздельно сказал уполномоченный, и без перехода: — Пошли!

Ему смертельно надоел разведённый спирт пахнущий керосином и сырая рыба на закуску.

Он оглянулся посмотреть не плетётся-ли следом начальник сарая. На улице было пусто.

К вечеру, когда смертельно пьяный Иван Зосимович спал в кубрике рядового состава, судно тихо подняло якорь и на малом ходу ушло в открытое море. Проводить её было некому кроме старика Митрича, потому что начальник порта Поликарп Евграфович Прохоров был уже два часа как мёртв и лежал уткнувшись лицом в отверстие собственного сортира.

На следующий день к полудню траулер достиг горла Быковской протоки реки Лены, встал на якорь и матросы стали готовить сложное приспособление, собираясь установить его на носу судна.

— Это ещё что за ядрёна корень? — спросил проспавшийся уполномоченный, ни на минуту не забывая о своей миссии представителя карательных органов в этих диких местах.

— В трюм его! — скомандовал капитан и матросы судовольствием закинули «русишь НКВеДе» в трюм где до этого находилась рыба. Только теперь Иван Зосимович понял какого свалял дурака. Судно между тем начало движение вперёд фиксируя глубину с помощью электронного устройства, последней разработки секретной лаборатории для субмарин. Так прошёл целый день. А в начале девятого вечера уполномоченного полузадохнувшегося от гнилого рыбного запаха и отсутствия воды, выволокли наверх, облили из шланга забортной водой, дали пол-часа чтобы как следует подмёрз и проветрился, и пинками загнали в кают-кампанию.

— Я ничего не скажу. — дрожащим голосом произнёс он.

— Тебя никто ни о чём не спрашивает, говорить буду я. — сказал господин Циммер. Немедленно по прибытию обратно в порт, ты подаёшь заявку на двести заключённых в Краевое управление. Кивни головой если понял, я не хочу слышать твой вонючий голос.

Пяткин кивнул два раза, подумал и кивнул ещё пять.

— Хорошая собачка. — советник подал знак и стакан водки наполненный до краёв оказался у рта уполномоченного. Он выпил это одним глотком, едва не задохнувшись. Головная боль пропала, машинально поискал глазами вокруг, может найдётся чем закусить?

Советник в полной СС-овской форме подошёл к нему, встал рядом, лицом к команде.

— Скажи «Хайль Гитлер!»

— Хайль Гитлер! — вытянул правую руку уполномоченный. Перед глазами сверкнуло.

— Снимают сволочи! — с отчаянием подумал он. — Теперь уже не вырваться. А зачем им заключённые?

— Помойте и переоденьте! — скомандовал Август Циммер.

Солдаты схватили Ивана Зосимовича на этот раз не грубо и повлекли в соседнюю комнату, где висели комбинезоны и военно морская форма. Быстро подобрав ему подходящий размер они отвели его назад и посадили за стол между штурмбаннфюрером Циммером и капитаном Гюнтером фон Браухич, также по случаю при полном параде.

Слегка пьяный уполномоченный не сразу заметил что в кают-кампании находится оператор снимающий фильм. Весёлое наплевательское состояние овладело им. В