– У тебя кровь идет.

– Шла. Уже остановилась.

– Давай в лазарет, Эллис. – Твайла открыла дверь и махнула рукой.

– Ну что ж, раз ты перешла на фамилию – видимо, я в беде. – Он вошел и послушно сел на кушетку.

– Пора уже перестать умирать друг у друга на руках, – сказала Твайла, роясь в шкафчиках в поисках бинтов и йода. – Снимай рубашку.

– Ладно, а зачем?

Твайла намочила в раковине чистое полотенце.

– Почему надо перестать умирать друг у друга на руках? Это риторический вопрос?

– Нет, я про рубашку.

Твайла опустила мокрое полотенце на кушетку и подбоченилась.

– Собрался теперь стесняться?

Фрэнк замялся. Учитывая, что прошлой ночью они занимались любовью, а с утра поругались, его трудно было винить. Она подумала: а не так ли чувствовал себя он, когда на кушетке сидела она, ощущая себя беззащитной, а он просто хотел убедиться, все ли в порядке.

Она смягчилась:

– Тебя на моих глазах ударили в живот, и кто знает, что там еще происходило, пока меня не было.

Фрэнк вздохнул, но рубашку снял. Твайла быстро проверила, не сломаны ли ребра, осмотрела синяк на животе. В этом не было ничего сексуального, но была интимность. Нежность.

– В основном били по лицу, – негромко произнес Фрэнк. Вокруг было тихо.

– Пусть скажут спасибо, что сами по лицу не получили.

В ответ Твайла получила хмурый смешок. Она разрешила Фрэнку одеваться и принялась смывать кровь и грязь с его лица и рук.

– Хотя бы отмывается проще, чем драконьи слюни.

– Ну да, хотя я бы предпочел слюни, а не побои.

– Я тоже.

Твайла бросила полотенце в корзину для грязного белья и взяла из ящика лед. Нежно приложила холод к левой стороне лица Фрэнка.

– Подержи вот так, а я осмотрю порез на голове.

– Как думаешь, я теперь стал загадочным и опасным? – спросил Фрэнк, пока Твайла пропитывала йодом ватный тампон.

– Определенно, хотя лучше бы тебе сменить пробор на пару недель. Не дергайся.

Она промокнула рану йодом, Фрэнк зашипел.

– Прости.

– Да ничего.

Она осторожно обрабатывала рану, стараясь не делать Фрэнку больно. Ее успокаивала возможность позаботиться о нем, особенно учитывая, какой беспомощной она ощутила себя, увидев его связанного и избитого в той лачуге. Теперь он был в безопасности, и они оба могли разобраться, что дальше будет с ними как с Твайлой-и-Фрэнком. Ведь они до сих пор оставались Твайлой-и-Фрэнком, Фрэнком-и-Твайлой, людьми, предназначенными друг для друга, так или иначе. Если она смогла прокатиться на драконе, то и с лучшим другом сможет все уладить.

С лучшим другом, которого она к тому же любила.

И который, возможно, любил ее.

Она бросила тампон в мусорку, и тут Фрэнка разобрал смех, а в ответ на ее удивленный взгляд он только покатился сильнее.

– Что?

– Поверить не могу, что ты прилетела спасать меня на драконе, – прохрипел он. – Твайла Баннекер, Богиня Правосудия.

– Скорее уж – Твайла Баннекер, человек, который пытается не расстаться с пончиком и шоколадными конфетами, которые съела на завтрак.

– Боги, ты просто прелесть. – Фрэнк вытер слезы, набежавшие от смеха, и посмотрел на нее сияющими глазами. – Спасибо, что спасла меня, солнышко.

– Не за что. Ты бы тоже меня спас. – Твайла наложила стерильную повязку и забинтовала голову. – Может, придется наложить швы. Пошли, отвезу тебя в больницу.

Фрэнк забурчал.

– Ты на пенсии, чем тебе еще заниматься?

– Насчет этого… – Он отложил лед и взял ее за руку – в другой она держала бинт.

Твайла покраснела.

– Да ничего.

– Очень даже чего. Надо было сказать тебе об этом. Да и вообще, не надо было уходить.

– Так зачем ушел?

– Потому что… – Он облизнул губы, поморщился, коснувшись языком разбитой слева губы. – Мне нужно выговориться, и я буду признателен, если ты не станешь перебивать, ладно?

– Ладно. – Твайла сжала его руку, давая понять, что никуда не денется.

– Слушай: я тебя люблю. То есть правда люблю, не только как друга, а в романтическом, страстном смысле, как вторую половинку. Блин, ну вот я и сказал это вслух.

Он выпустил ее руку и вцепился в край кушетки, а у Твайлы в груди теснилось сердце.

– Фрэнк, я…

Он поднял ладонь:

– Я еще не все.

– Но…

– Твай.

Она закрыла рот, хоть ей ужасно хотелось признаться, что чувствует она.

Он расслабил плечи, будто снял тяжелый груз.

– Я люблю тебя. Я люблю тебя, тело и душу. Я любил тебя много лет, но знал – или думал, – что не смогу соревноваться с мужчиной, который умер тринадцать лет назад. И знаешь что? Это я мог пережить. Я и так уже всрал собственный брак и не собирался рисковать тем, что у нас было – и есть, – ради хрупкой вероятности чего-то большего. Потому что нам и так хорошо, просто отлично. Я ничего не говорил, у меня и так была ты, сейчас и завтра – и мне этого хватало. Но потом ты начала встречаться с этим буржуем с материка в шортиках и гольфах, и я понял – погодите, не сказать чтобы ты не хотела встречаться ни с кем; значит, ты не хочешь именно меня.

– Фрэнк…

– Дай договорю. Пожалуйста.

Все в Твайле восставало против, но она не открывала рот.

– Вечером после свадьбы, когда мы… Ты сказала, что это была ошибка. И если ты так решила, то так оно и есть, не важно, как бы мне хотелось, чтобы было наоборот. Ну, Твайла, не могу же я болтаться рядом, считаясь твоей ошибкой. Может, этот тип, Пероу, и не тот самый, но рано или поздно ты встретишь хорошего человека, а я не выдержу смотреть, как ты влюбляешься в кого-то еще. Так что тем вечером я подошел к Магуайр и сказал, что ухожу из маршалов, чего мне не следовало делать – не в тех обстоятельствах. И мне нужно было сказать тебе об этом сразу после. Уж этого ты заслуживала. Так что да. Прости меня.

– Извиняться не за что, но извинения приняты. Уже можно говорить?

– Погоди.

Твайла с досадой фыркнула.

– Пожалуйста?

Когда он наконец даст ей слово, она просто завопит, вместо того чтобы сказать: «Я тебя люблю». Она кивнула и махнула рукой, чтобы продолжал.

– Тем утром я проснулся раньше тебя. Я знал, что ты расстроишься, проснувшись в моих объятиях, а я не вынес бы твоего раскаяния. Но я хочу, чтобы ты знала: в моем случае секс с тобой – ни в коем случае не ошибка. Мне не жаль, я не раскаиваюсь.

Твайла умоляюще сложила ладони перед собой.

– Пожалуйста, ну пожалуйста, ради Матери