– Кроме вашего, господин Алтынов, присутствия! – тут же отпарировала Аглая Тихомирова. – Вы компрометируете мою дочь уже одними такими просьбами и заявлениями!

Тут уж Зина не выдержала: вскочила с канапе, так что сидевший у неё на коленях Эрик с возмущённым мявом плюхнулся на пол – приземлился на все четыре лапы, разумеется. Но ничего сказать своей маменьке девушка не успела. Ванечка её опередил:

– Странно, что отец Александр ничего вам не сообщил перед вашим отъездом. Позавчера я отправил ему с Алексеем письмо. И официально попросил у протоиерея Тихомирова руки его дочери. На что он ответил мне согласием, прибавив только: буде сама Зина окажется не против.

– И я не против, – моментально сказала Зина; её не волновало, что подумают присутствующие о подобной торопливости.

– Ах, ты не против? – Чёрные глаза Аглаи Сергеевны сузились так, что она сделалась похожа на какую-нибудь китаянку или жительницу Монголии. – А вот я – против! И уж поверь мне, дочь: я этого брака не допущу! Никогда!

На лице Ивана Алтынова промелькнуло насмешливое выражение: угрозы Аглаи Тихомировой его, похоже, не особенно напугали. А Зина ощутила, как что-то тёмное, горячее прилило к голове, а потом растеклось по всему телу, до самых кончиков пальцев.

– Поверьте и вы мне, маменька, – Зина вытянула левую руку, наставила указательный палец на свою мать, – что распоряжаться моей жизнью я вам более не позволю! А ежели вы…

Она не договорила: её баушка произнесла быстро и словно бы с испугом:

– Опусти руку, внучка!

Только тут Зина заметила: лицо её маменьки посерело, плечи поникли, и стоит она, покачиваясь из стороны в сторону, словно сомнамбула.

И дочка священника руку опустила, но не прямо вниз: непроизвольно повела ею вбок, описав неширокую дугу. Причём самый конец этой дуги как бы упёрся в неподвижную фигуру Натальи Степановны Полугарской. И старая дама резко покачнулась в вольтеровском кресле, словно кто-то с размаху стукнул её по спине, выбивая застрявший в горле кусок яблока.

Зинина маменька, будто очнувшись от сна, медленно подошла к одному из стульев, стоявших возле двери, и опустилась на него. А Наталья Степановна вдруг раскрыла рот, голова её слегка запрокинулась, и старуха, обведя глазами гостиную, выцепила взглядом Ивана Алтынова.

– Монета… Империал!.. – прохрипела старая дама.

Если бы заговорил Эрик Рыжий, все и то удивились бы меньше.

6

Иван Алтынов в один миг понял, что старуха имеет в виду. Она ответила на его вопрос о кошельке! Конечно, совсем не он помог господину Новикову принять зримый облик купеческого сына. Для наведения кудесник использовал екатерининский империал 1766 года чеканки: одну из старинных золотых монет, что перешли к Ивану по завещанию его деда, Кузьмы Петровича Алтынова.

– Так вот куда делся из кошелька Зины империал, который я ей подарил! – Иван повернулся к своей будущей тёще. – Вы отправили его господину Новикову! Вероятно, он заранее с вами списался, и вы с ним достигли полной договорённости относительно судьбы вашей дочери. А потом вы велели Зине ехать в усадьбу, всё зная о его планах. Потому, надо думать, и не стали её провожать. Чтобы Новиков мог уже на станции приударить за ней. Возможно, и перевод отца Александра в другой приход был только поводом, чтобы отослать Зину в Медвежий Ручей?

Он ожидал, что Аглая Сергеевна возмутится, начнёт протестовать, всё отрицая. Но она решила перенять тактику собственной свекрови: лишь молча сидела, ни на кого не глядя. Зина поначалу смотрела на свою маменьку, но, поняв, что поймать её взгляд невозможно, отвернулась и лишь покачала головой. Да и все остальные старались на Аглаю Тихомирову не смотреть. Одна только Агриппина Ивановна сверлила дочь взглядом, и губы её кривились в недоброй усмешке.

А Иван, хоть и не получил ответа, задал новый вопрос:

– Я одного не пойму, Аглая Сергеевна: чем моя-то скромная персона настолько вам пришлась не по душе? Алтыновы, конечно, не из Рюриковичей, однако на паперти-то не стоят!

И снова заговорила Агриппина Федотова.

– Ну что же тут непонятного? Моей дочери давно уже хотелось для себя иной жизни: наскучило ей быть простой женой протоиерея в заштатном Живогорске. Вот Аглая и решила: как только Зина выйдет за Новикова, она сама сразу же переедет к ним в имение и будет всем там распоряжаться. В доме Алтыновых ей бы такого никто не позволил, а Новиков – он умел ловить людей на крючок. Может, он сам ей и пообещал такое. Видел: молодая красивая попадья изнывает от тоски в своём скромном домике. А дворянское имение – совсем другое дело. Там и приёмы можно устраивать – да хоть балы! Правда, Аглая?

Аглая Сергеевна, у которой на шее вздулись под нежной кожей синеватые вены, бросила на свою мать яростный взгляд. Однако по-прежнему ничего не сказала. А Иван подумал про себя: не исключено, что дело обстояло ещё хуже. Аглая Тихомирова могла в неявной форме заключить с господином Новиковым и другое соглашение. Он мог предложить ей в полное распоряжение своё имение – после того, как сам он переберётся вместе с Зиной в унаследованный ею Медвежий Ручей. А случиться это должно было, по его замыслу, очень скоро. Вряд ли кудесник стал бы терпеливо ждать, когда нынешние хозяева усадьбы отойдут в мир иной по естественным причинам. Возможно, господа Полугарские и заточения в привратницких башнях не должны были пережить.

Между тем Николай Павлович, позабыв на время обо всём остальном, суетился возле своей тётушки, внезапно исцелившейся после апоплексического удара. Варвара Михайловна продолжала с ужасом взирать на Агриппину, а Зина гладила Эрика, который снова запрыгнул к ней на колени. На Ивана девушка бросила вопросительный взгляд, а потом, пожав плечами, указала глазами на свою баушку. И купеческий сын понял: наступило время всё завершить.

– Как вы считаете, Агриппина Ивановна, – спросил он, – может ли стать наша с Зинушей помолвка подходящим поводом, чтобы простить всех участников этой скверной истории и предать забвению их деяния?

Агриппина Федотова хмыкнула.

– Насчёт предать забвению – это уж вряд ли. Кто старое помянет, тому глаз вон, а кто старое забудет – тому оба вон. А относительно всего остального – пожалуй, это следует обдумать. – И она повернулась к Алексею, так и стоявшему у дверей гостиной: – Сходи-ка ты, голубчик, в спальню госпожи Полугарской – она через две двери отсюда, налево по коридору. И принеси оттуда икону Казанской Божией Матери.

– Икону? – изумился Алексей. – А для чего?

– Чтобы моя дочь Аглая могла прямо сейчас благословить мою внучку Зинаиду на