Он продолжал еще что-то говорить, будто сплетая из слов кокон и закрываясь в нем, а Генри широко открытыми, влажными глазами смотрел на тропинку, и сердце в груди выламывало ребра. А потом понял, что не выдержит больше, и повернулся к Сорате, успев поймать его испуганный и смущенный взгляд, прежде чем он его отвел.

– Они… Что они с тобой сделали?

– Я же говорю, это было давно, – резко оборвал его Сората. – Что? Интересуют подробности?

Генри вспыхнул, невыносимый жар обжег щеки и шею, и он плотно сжал губы, чувствуя, как щиплет глаза.

Сората, наконец, рискнул поднять голову, и Генри стало еще больнее.

– Боже… Прости меня. Если бы я только мог представить, не настаивал бы на ответе. Прости, мне так жаль!

– Однако теперь ты знаешь обо мне почти все и уж точно больше остальных. Наверное, мне стало легче, – Сората неловко улыбнулся и потер ладонью сухие глаза. – Да, наверное, стало легче.

Все обрело смысл: подслушанный разговор Сораты и Нобу, его извинения непонятно за что, туманные намеки Хибики и поведение Сораты в библиотеке отеля. Все сошлось, но Генри не почувствовал облегчения.

– Если… – начал он неуверенно, – если я вдруг когда-нибудь ударю тебя или причиню иную боль, прогони меня. Прогони и больше никогда не вспоминай. Обещаешь?

– Мне нелегко было говорить, – вместо ответа сказал Сората, – но если бы ты не заставил меня, эта тайна продолжала бы меня отравлять. Главное, мы через это прошли и еще через многое пройдем вместе. Не вини себя ни в чем, это глупо. Тебя же там не было. Иногда мне кажется, что и меня тоже. Я отделил эту часть себя и спрятал. Ее больше нет.

Генри смотрел на него и не мог понять, как быть дальше. Стало страшно даже просто прикасаться к его плечу или руке. Кто знает, сколько неприятных прикосновений он пережил за три года их знакомства? Да, Генри не было рядом с ним тогда, но он был потом и вел себя чаще всего как клинический идиот.

– Сората, я…

– Воспользуйся ситуацией, пока мой мозг не отвечает за язык.

– Воспользоваться? Я не понимаю, о чем ты.

– Ты же знаешь, что когда я выпью, много болтаю, – Сората пожал плечами и задумчиво провел пальцем по деревянной балке. – Я просто вдруг понял, что не могу молчать, а сам говорить не хочу. Заставь меня, детектив Макалистер. Помоги мне.

Генри не хотел ничего спрашивать, особенно после того, что уже услышал. Но Сората явно желал облегчить душу.

– Как ты смог оклематься? Как ты вообще жил с такой ношей?

– Я не мог опорочить нашего имени, пожалуй, только это и спасло меня от сумасшествия. Пришлось обманывать родителей, что из-за экзаменов я долго задерживаюсь в библиотеке и опаздываю на последнюю электричку. Говорил, что поселился у друзей, а сам зализывал раны. Тогда было намного страшнее чем сейчас, но если бы произошедшее всплыло, я был бы опозорен и унижен. Я не спал по ночам из-за кошмаров, а днем ходил в университет, вечером в колледж… Я постоянно был занят. Работа спасает от многих проблем. Знаешь, со временем я научился обращать все в шутку, улыбался на подколы, пропускал мимо ушей пошлые намеки. Но мне все равно было страшно, ведь я уже знал, на что способны люди. Пугает не только смерть, своя или чужая, иногда то, что не угрожает твоей жизни, несет в себе больше страданий. Сильнее смерти я боялся унижения. Пока не встретил тебя. По-моему, сначала ты боялся меня.

– Еще как, – вспомнил Генри. – Черт, мне так стыдно за свое поведение тогда. Я столько глупостей наговорил, что и не упомнишь. Наверное, ты меня возненавидел с первой встречи.

Сората улыбнулся.

– Ну, скажем так, ты не показался мне приятным человеком. Но в то же время ты был другим, не похожим на остальных. Не только цветом волос или кожи. Возможно, я нуждался в ком-то вроде тебя.

Генри отвернулся и как бы невзначай провел ладонью по глазам. За спиной Сората завозился с пиалами, в глубине здания прозвенел звонок. Генри не знал, что еще добавить. Ему казалось, они уже все сказали друг другу, если не вслух, но мысленно, прекрасно зная, что будут услышаны.

– Если эта тема пройдена, – Сората склонил голову к плечу, – предлагаю сделать вывод. Мы больше ничего не станем скрывать друг от друга, но я хочу, чтобы ты понимал: у меня была своя жизнь до нашей встречи, и она была… непростой.

– Я понимаю, – быстро ответил Генри, – но и ты пойми. То, что происходило со мной до «Дзюсан», я не могу назвать жизнью. Это была не жизнь, а лишь ее ожидание. Я просто считал дни.

Сората внезапно потянулся, преодолевая разделяющее их расстояние, и взял Генри за руки.

– Я еще не закончил. Что бы ты себе теперь ни придумал, не смей отстраняться, желая мне добра или чего-то такого. Ты теплый, Генри. Ты огонь. Если я еще рядом, значит, мне не больно.

Он сжал напоследок пальцы и вернулся на свое место. Генри стиснул кулаки и медленно проговорил:

– Клянусь, что никакие твои слова не изменят моего отношения. Все останется так, как было.

– Отлично. Тогда допивай и пойдем в мой кабинет. Тебе еще нужно подписать трудовой договор.

Ветер принес сладковатый запах цветущих вишен, и страшные признания, которые, казалось, отравили воздух ядом, растаяли, раз и навсегда став лишь историей из прошлого. Генри предстояло привыкнуть ко многому, в том числе не смотреть с жалостью, не бояться прикосновений и не подбирать слова, опасаясь ранить. А потом все наладится, и они вместе сделают то, о чем Сората мечтал.

Они превратят это место в рай. Для всех.

И для себя.

В моей суматошной жизни

Бывает,

Я вдруг забудусь и думаю…

Знаешь ли ты,

О ком?

(Исикава Такубоку)

Эпилог

Сората решил оставить некоторые из традиций бывшей академии «Дзюсан», и ко Дню Странствующих Душ остров открылся для гостей. В последние дни он находил в происходящем все больше иронии,