кивнула мадам.
В её взгляде смешались разные чувства: от ненависти и страха до… до любопытства.
Видимо, она не читала свежих газет. В них было как минимум три моих фотографии. Правда, довольно старых и некачественных.
К тому же тот Лестрейд носил величавые усы и роскошные баки, а я принял волевое решение усовершенствовать его «лук», подогнав к канонам моего времени.
– Беллинг…
– Простите, мистер Лестрейд… Я… Мне пора… Надо ехать на вокзал… Мой поезд скоро уходит…
– Хорошо, Беллинг. Вас проводить?
– Упаси бог!
– Тогда до свидания! Счастливо добраться до Лидса. Большой привет шефу-констеблю! Как-нибудь выберусь в ваши края и обязательно вас навещу!
– Только не это! – смущённо произнёс он.
В Лидсе меня, похоже, совсем не любили.
Глава 3
– Будут какие-то особые пожелания, мистер Лестрейд? – поинтересовалась владелица постоялого двора и по совместительству публичного дома, под крышей которого Беллинг нашёл мне приют аж на целых две недели.
– Даже страшно представить – какой смысл вы лично вкладываете в эту фразу, но пожелания – да, будут, – кивнул я. – Мистеру Лестрейду жуть как хочется помыться… Что может предложить ваше заведение?
– Я распоряжусь, и горничная нагреет для вас воды…
– Хоть так, – вздохнул я.
В Бедламе время от времени нам устраивали омовения в тёплых ваннах, не часто… раз в две-три недели… Сейчас я бы отдал всё на свете за нормальную русскую парную… А, хрен с ним – согласен даже на турецкий хамам!
Однако придётся довольствоваться тазиком с водой.
– Покажите мне комнату…
– Конечно. Ступайте за мной, мистер.
Мы поднялись на второй этаж.
В принципе, тут было приятней, чем на третьем с его протекающей крышей.
Мадам распахнула тонкую дверь.
– Пожалуйста.
Я вошёл и огляделся.
М-да, если это лучший номер, страшно представить, как выглядит худший.
Кровать с балдахином, никогда прежде не знавшим стирки… Платяной шкаф, осевший на одну ножку. Я толкнул его плечом, он пошатнулся, но всё-таки устоял.
– Прямо как ветеран наполеоновских войн! – восхитился я. – Умираю, но не сдаюсь.
Поскольку комната комплектовалась по принципу «три в одном», то есть и спальня, и гостиная, и кабинет: тут нашлось место и письменному столу, и продавленному креслу, и умывальнику в углу.
На полу лежал выцветший ковёр с весёленькой расцветкой.
Пахло сыростью, гарью, табаком, спиртным и чем-то ещё, неуловимо сладковатым. Скорее всего, каким-то дешёвым парфюмом, но я не удержался от шутки.
– Как давно тут кого-то убивали? – поинтересовался я. – Душили, резали или просто пристрелили, чтобы не мучился?
Хозяйка побагровела.
– Мистер Лестрейд!
– Мадам Беркли, только не стройте из себя девочку… Такие места всегда связаны с криминалом, и мы оба это прекрасно знаем!
Вместо ответа она гордо развернулась и ушла, хлопнув дверью так, что вся мебель в комнате подпрыгнула. И я вместе с ней.
Я подошёл к кровати, раздвинул шторы балдахина… Бельё вроде относительно свежее и чистое. Есть слабая надежда, что его поменяли после предыдущего постояльца.
В комнату без стука ввалилась дородная женщина в чёрном как сажа платье и относительно белом переднике. На голове у неё громоздился чепец, больше похожий на гнездо журавлей.
В руках у неё был тазик с водой.
Весил он немало, однако горничная держала его с такой лёгкостью, что стало ясно: эта не только коня на скаку остановит, но ещё и взвалит его на спину и попрёт вместе с всадником.
– Ваша вода, мистер.
К воде прилагался ещё склизкий обмылок и губка.
– Благодарю вас.
Поскольку с наличными у меня было не очень, чаевых от меня она не дождалась.
Процесс мытья не занял у меня много времени и доставил ещё меньше удовольствия.
В платяном шкафе нашлось толстое льняное полотенце и прожжённый в нескольких местах халат. Вытеревшись досуха, я надел его и замер…
Второй раз в жизни я решительно не знал, что мне делать.
Первый был в день, когда меня проводили на пенсию. Точно так же я тогда стоял и не понимал, как буду жить дальше.
Дети выросли, у них были свои интересы и заботы… А у меня больше не стало моей любимой работы, которой я отдал столько лет.
Чувство было такое, словно кто-то выдернул у меня из-под ног ковёр…
Потом оно, конечно, наладилось. Я нашёл другие увлечения, дети регулярно подкидывали мне своих детей, я с удовольствием с ними возился… И всё равно, мне не хватало тех бессонных ночей на дежурстве, отсутствия выходных и бешеной гонки, когда на кону была человеческая жизнь. Мозг требовал очередных загадок и головоломок, и ни один кроссворд на свете не мог мне этого заменить.
Неужели завтра у меня появится второй шанс?!
Я опять окунусь в привычную атмосферу, займусь тем, ради чего, наверное, и появился на свет…
Да, я никогда не любил чопорную Англию, я знал, что эта страна – враг моей родины. Но коль судьба распорядилась именно так – я ведь могу помогать людям… Разве обычный лондонский обыватель виноват, что на Даунинг-стрит в кресле премьера сидит очередной урод?!
К тому же кто знает, как ляжет карта… Вдруг я ещё пригожусь моей России? Неважно, царской пока или социалистической… Кое-какие мысли на сей счёт у меня уже возникли.
Дверь снова распахнулась без стука. Персонал с жильцами постоялого двора особо не церемонился.
– Ужин готов. Где желаете откушать: в столовой или принести сюда?
– Принесите сюда, пожалуйста, – определился я.
Никогда не был мизантропом, но пока что мне хотелось немного побыть в одиночестве, чтобы привести мысли в порядок.
От ужина я ожидал худшего, но он был вполне сносен. Овощи с подливой и редкими кусочками мяса (надеюсь, не кошачьего – я за любого мурзика или барсика просто бы поубивал!), что-то вроде ватрушки и горячий чай. Его аромат чем-то напоминал заваренный веник, но приходилось пить и похуже.
Когда горничная пришла забирать грязную посуду, я попросил её, чтобы меня завтра разбудили часов в шесть утра.
В той жизни просыпался безо всякого будильника, но я ещё до конца не привык к этому телу и не знал, что от него ждать.
Например, ближе к ночи заныла правая нога, и я даже знал почему.
Совсем ещё юный Лестрейд удрал от пьяницы отца и забитой матери в армию, чтобы поступить на службу во 2-й Йоркширский пехотный полк. В 1871 году участвовал в подавлении мятежа в Западной Индии (полк был расквартирован возле Агры), там дослужился до первого офицерского звания – энсина (что-то вроде прапорщика в русской армии).
И где-то под Агрой в наш строй прилетела картечь.