Она щелкает по металлическому ободку, которым к стулу крепилась голова испытуемого.

– Но она солгала, как обычно.

– Зачем ей было продолжать такой опасный эксперимент? – спрашивает Эмори.

Тея рассеянно постукивает по пульту одной из машин.

– Ниема так долго держала всех под контролем, что не могла смириться с мыслью о возвращении в мир, где она не будет контролировать ничего. Ей нужна была такая же власть над людьми, как и над вами. Она не хотела, чтобы они проснулись и начали строить на ее острове цивилизацию, которая не будет соответствовать ее требованиям. Не хотела снова почувствовать угрозу.

– То есть она боялась, – тихо говорит Сет.

– Влиятельные люди всегда боятся, – отвечает Тея. – Они теряют больше других.

60

Эмори стоит у маяка, на краю утеса, и смотрит на кипение волн внизу.

Картина того, что случилось вчера ночью, впервые предстала перед ней в относительной завершенности. Ниема провела эксперимент, он закончился неудачей, и она вернулась в деревню. Там она раскрыла им свои секреты, и кто-то ударил ее за это ножом.

Не хватает всего одной детали, но Эмори придумала, как ее заполучить. Как только деталь будет у нее в руках, картина сложится.

А что будет потом? Вот вопрос. Эмори вздыхает. Даже если она докажет, кто убил Ниему, единственный способ остановить туман – это казнить убийцу. И как она будет жить, если позволит этому случиться?

Но какой у нее выбор? Сохранить все в тайне? Позволить убийце жить с ними в саду под куполом и пусть все боятся, что он опять кого-нибудь убьет?

Эмори поднимает глаза к небу. Темнеет, солнце уже садится за вулкан, луна поднимается над горизонтом. Утром туман ляжет на побережье. Какой бы выбор она ни сделала, решать придется быстро.

Услышав сзади шум, Эмори оборачивается и видит Гефеста, который выходит из маяка. У него измученное лицо. С закрытыми глазами он делает сначала один глубокий вдох, потом другой – старается успокоиться.

Иногда она забывает, что он сын Ниемы. Как ему, наверное, тяжело сейчас.

Но это не вызывает у нее сочувствия.

Она так ненавидит старейшин, что даже сама пугается своей ненависти. Ненависть пропитывает тело Эмори, теснит ей сердце, сдавливает легкие. Голос ненависти так громко звучит в ее сознании, громче даже, чем голос Аби. Ненависть требует, чтобы старейшины страдали. Она хочет, чтобы их унизили и причинили им такую же боль, какую они причинили Адилю много лет назад.

– Это не в моей власти, – говорю я ей. – Ниема приказала мне хранить каждую человеческую жизнь. Я не могу действовать вопреки ее приказу.

– Но что, если ее убил кто-то из них? – спрашивает она.

– Если хочешь спасти остров, тебе, возможно, придется сделать то, что тебе не нравится.

– Ты же не думаешь, что я причиню им вред?

– Нет, но тебе, возможно, придется отойти в сторону и дать Адилю сделать это за тебя.

Эмори думает об этом, подходя к Гефесту так близко, чтобы рев океана не заглушал ее голос, но не вплотную, чтобы он не схватил ее опять, как тогда, в лаборатории Теи.

– Мы можем поговорить? – спрашивает она.

Он смотрит на нее так, словно не знал, что она умеет говорить. Но так он смотрел всегда, сколько Эмори себя помнит. Тея брала учеников, Ниема стала частью деревни, и только Гефест никогда не жил среди них. Он никогда не говорил с ними, не проводил с ними время. Он почти не замечал их присутствия.

Эмори не понимала причин такого отношения к ним, пока не увидала ту маленькую девочку в саду кальдеры. Гефест просто не видит в жителях деревни людей. Для него они всего лишь инструменты. Никто ведь не будет тратить время на общение с молотком или рубанком, потому что в этом нет смысла.

– Я знаю, что ты помогал Ниеме в ее экспериментах, и знаю, что женщина, которую Сет нашел на скалах, была не первой вашей жертвой, – говорит Эмори поспешно, чтобы Гефест не успел раскрыть рот. – Мы нашли еще тела в лазарете. Ниема годами раз за разом возвращалась к эксперименту, пытаясь добиться результата. За два дня до ее смерти я слышала ваш разговор на заднем дворе. Ты не хотел, но она тебя уговорила. Вот почему ты сбросил тело с утеса. Надеялся скрыть улики, чтобы о твоем участии не узнала Тея.

Каждое слово Эмори обрушивается на Гефеста, как удар молотка, разбивая его кажущуюся невозмутимость и обнажая скрытое за ней чувство вины. Он – сын миллиардерши. В прежней жизни ему не надо было учиться скрывать свои эмоции или находить оправдания своему поведению. Это делали за него окружающие.

– Это…

– Ты давно знал, что Блэкхит не опечатан, и скрывал это от Теи, твоего единственного друга, – продолжает атаку Эмори. – Как, по-твоему, она отреагирует, когда узнает?

Он замахивается на нее, но она отскакивает в сторону. До вчерашнего дня она никогда не сталкивалась со слепым бешенством, но теперь не столько напугана, сколько удивлена тем, насколько оно предсказуемо и надежно. Это такая явная слабость, что Эмори непонятно, почему Гефест до сих пор не научился держать себя в руках. Человек, стоит ему выйти из себя, сразу перестает думать, и управлять им становится легче легкого.

– Я знаю, где ключ от Блэкхита, Гефест, – говорит она, и он сразу успокаивается. – Я готова отдать его тебе и забыть все, что мне известно. Тея никогда не узнает. Но у меня есть одно условие. Я хочу, чтобы Джек вернулся ко мне, живым и здоровым.

Гефест рассматривает ее целую минуту, его пустые глаза сверкают.

– Шантаж, – говорит он наконец, проводя языком по пересохшим губам. – Смотри-ка, мать была права, ты ближе к человеку, чем кажется.

Эмори даже вздрагивает от такого оскорбления.

Он проводит большим пальцем по подбородку:

– Принеси мне ключ в деревню сегодня, после начала комендантского часа, и я отведу тебя к твоему мужу. Но если ты меня выдашь, я повешу тебя и всю твою семейку на стене деревни.

61

Едва Эмори входит в дом, как к ней подбегает Клара, хватает ее за руку и тащит в комнату у лаборатории.

– Ты должна это увидеть, – твердит она взволнованно.

Клара распахивает небольшую дверь, и Эмори оказывается в уютной гостиной с