Птолетит был углублен в раздумья, и ничто не могло отвлечь его от них, ибо осознание реальности в образе Элионте отрезвило его бунтующий дух, заставив подумать о том, что вечное сопереживание Миру, растворение в нем, как раз и является выходом для его взбунтовавшейся против человеческих пороков сути! Сделав для себя такой вывод, он успокоился, и оперся на локоть, повернувшись в ту сторону, где обычно рядом с ним сидела Элионте.

— Элионте! — произнес он вслух имя любимой. — Теперь у меня осталось только дорогое сердцу и единственное во всей вселенной, имя твое!

И вдруг он вспомнил собаку — добермана, которой они с Серафимой дали имя его сердечной подруги. И ему в тот же миг нестерпимо захотелось увидеть ее! Он, не раздумывая, резко поднялся на ноги, а потом, воспарив с великой легкостью, устремился на Землю.

…….. — Олежка, отнеси ей молока — услышал Птолетит голос Ирины, доносящийся из дома. — Ты слышишь, или нет? Хватит собаку баснями кормить!

Олежка, которого, по всей видимости, Ирина окликнула уже не в первый раз, побежал в дом.

Элионте лежала возле сарая, а рядом с ней дурашливо резвясь друг с другом, возились три щенка. И вдруг один, самый крупный из них, в азарте прикусил братишку, да так, что тот даже взвизгнул от боли! Элионте, тревожно вскинув голову, забеспокоилась, и тут же поняв, что это всего лишь детские шалости, снова приняла удобную позу и томно прикрыла глаза.