–Надеюсь, ты не собираешься предпринимать ничего противозаконного?

–Ты прямо как прокурор. Не беспокойся, моя лицензия пока не жмет мне подмышку. Просто побеседую с одним типом о странностях жизни, может, попью с ним чайку- и все. Завтра у тебя на столе будет полная картинка.

Хенрик Маас смотрел недоверчиво, Макс Пипсен отвечал ему детской обезоруживающей улыбкой.

–Наша помощь тебе не понадобится? – спросил полицейский, когда сыщик, пожав ему на прощанье руку, двинулся к выходу.

–Нет, спецназ в данном случае будет неуместен. Ненужный шум, гам, стрельба…Мы все будем делать аккуратно.

Кстати, Хенрик, какое у тебя звание? Все забываю спросить, а на двери не написано.

–Лейтенант.

–Надеюсь, уже в ближайшие дни ты станешь капитаном, – сказал детектив и вышел из кабинета.

……………………….

«Он очень самонадеян, – думал лейтенант, когда за Пипсеном закрылась дверь, – Но при этом классный профессионал, и чертовски удачлив, это бесспорно. Пошлю ка я за ним наружное наблюдение и парочку ребят из группы захвата на всякий случай.

Все-таки это наше дело, и Максу нужна подстраховка.»

И Хенрик Маас снял трубку служебного телефона.

…………………..

Около уже знакомого пятиэтажного дома Пипсен остановился и опять внимательно всмотрелся в окно мансардного этажа. Он было все так же темно, как и в прошлый раз.

После этого он зашел в подъезд и проверил показания водяного счетчика- довольная ухмылка осветила непроницаемое лицо сыщика.

Не пользуясь лифтом, он поднялся пешком на последний этаж- оттуда на мансарду вела узкая винтовая лестница.

Дверь мастерской скульптора была единственной на этой площадке, что было неплохо в свете предстоящих мероприятий.

Пипсен прикинул размеры мастерской. На глаз выходило, что студия была достаточно велика.

Он всмотрелся в верхнюю щель над дверью: его зубочистки там не было.

«Вот ты и попался, голубок,»– промурлыкал Макс и нажал кнопку звонка. Потом еще и еще раз- по ту сторону двери стояла тишина. Звонок не работал, или же был отключен.

Пришлось извлекать звук из самой двери, оказавшейся не столь массивной, как могло показаться с первого взгляда.

Пипсен негромко постучал костяшками пальцев, сопроводив это действие почти ласковой просьбой:

–Сим- сим, откройся, и тебе ничего не будет.

Убедившись, что ответа нет, Макс решил сменить тактику:

–Открывай сейчас же, сукин сын, или я разнесу твою конуру в щепки!!– заорал он в замочную скважину и загрохотал кулачищем по дверной коробке.

С потолка посыпался мел.

Когда стихли раскаты его голоса, по ту сторону двери послышался негромкий голос:

–Мой не говорить английски…

–А мой не говорить голландски, – передразнил Пипсен,– Вот и пообщаемся на языке глухонемых.

Повисла пауза, похоже скульптор соображал, какое из двух зол для него меньшее.

–Вы кто…? – наконец раздался его голос.

–Я частный сыщик, по поручению твоей жены, засранец. Хочу с тобой поговорить и сразу уйду.

Щелкнул замок и детектив перешагнул порог тускло освещенной студии.

Из-за открывшейся двери на него смотрел изможденный небритый человек, отдаленно напоминающий свое фотографическое изображение.

………………………………………

–Вас действительно прислала Анна? – спросил скульптор, не сводя с вошедшего взгляда горящих глаз.

Оказалось, что его английский был очень даже хорош.

–Нет, Фантомас, – проворчал сыщик, проходя в комнату и осматриваясь.

Помещение представляло собой типичную обстановку для жизни и творчества, как ее представлял детектив.

Везде следы художественного беспорядка, из мебели только провалившийся диван и покосившийся стол с колченогим стулом. На столе хрюкал остывающий чайник, на потертой скатерти виднелись остатки недоеденного ужина. В углу примостился маленький холодильник. Запах стоял специфический, ни на что не похожий.

Окно студии оказалось наглухо задрапировано плотной портьерой, исключающей проникновение какого-либо света на улицу.

Пипсена удивило, что в комнате отсутствовали признаки ваяния: заготовки, готовые скульптуры, а также материалы для их изготовления.

Впрочем, отгадка могла быть весьма простой. Поскольку помещение занимало всю площадь мансардного этажа, а данное помещение было небольшого размера, то наверняка имелось другое крыло, соединенное со студией, где наверняка и находилась сама мастерская.

Только подумав об этом, Макс заметил ширму в дальнем углу студии, которая сливалась со стеной и при достаточно тусклом свете сразу была незаметна. Он шагнул в эту сторону и увидел небольшой столик, на котором были разложены профессиональные инструменты скульптора. Они были идеально чистые и сверкали, как в операционной, что особенно бросалось в глаза на фоне окружающего беспорядка.

–Что вам угодно? – раздался голос ван Бека за спиной Пипсена, рассматривающего орудия его творчества.

–Да вот, хотел полюбоваться твоими работами. А их здесь почему-то и нет. Представь миру свои творения, или, на худой конец, позволь только мне насладиться твоими шедеврами.

–Я намерен вызвать полицию и сообщить о незаконном проникновении с применением насилия, – хмуро ответил скульптор.

В его голосе появился металл, лицо приобрело жесткие очертания. Выражение глаз стало угрожающим. В-общем, он уже не походил на того испуганного и жалкого человека, который открыл дверь несколько минут назад.

– Вот это правильно, вызывай. А то полиция уже сбилась с ног и не может отыскать тебя уже третью неделю.

…………………………..

Сказанные слова произвели на хозяина мастерской ужасное воздействие. Он сразу как-то съежился и как будто стал меньше ростом. Плечи опустились, руки повисли вдоль туловища.

Скульптор неловко проковылял к стулу и, едва не промахнувшись, уселся на него.

–Что вам известно…? – чуть слышно проговорил он, не поднимая головы.

–Примерно то же, что и тебе, Джек- потрошитель местного розлива. Думал, что самый умный, да? Зачем теток порешил и оставил без причесок, какая блажь влезла в твою башку?

Детектив грозно нависал над сгорбленной на стуле фигурой.

Нажав на кнопку диктофона в кармане, он ждал ответа.

Пауза затягивалась, ван Бек, кажется, впал в прострацию и не слышал вопроса.

–Я к тебе обращаюсь, сучий потрох! – сыщик повысил голос и уже собирался отвесить скульптору хорошую оплеуху, но этого не потребовалось.

Неожиданно тот поднял голову и начал произносить монолог монотонным голосом, лишенным всяких модуляций:

– Это трагедия всей моей жизни. Я любил Анну с того момента, как увидел ее впервые. Словно удар грома поразил меня. Я сразу понял, что это женщина- моя судьба, мой идеал, и я не смогу без нее жить. Какая это была красавица- не могу описать. Мне легче выразить это в скульптуре, что я потом и делал. А какие у нее были волосы в то время- Бог ты мой! Длинные, шелковистые, они спускались волнами на ее плечи.