— Не откажусь, — усмехаясь собственной слабости, ответил Саймей. — Когда я вижу гранатовые зерна, мой язык не поворачивается сказать нет.

— Порадуй себя, — тоже усмехаясь, старший педагог сделал приглашающий жест.

Саймей прошел в покои, присел на один из табуретов и тут же набрал горсть зерен.

— Так о чем ты хотел говорить со мною? — спросил все так же дружелюбно брат Лукас, наливая гостю виноградовый сок.

— Если честно, то не тебя собирался я беспокоить разговорами в этот поздний час, — ответил Посланник. — Я шел к брату Беньямину, но в его покоях свет не горел.

— Он у брата Иссы, — сообщил старший педагог.

Саймей досадливо поморщился.

— Что ж. Жаль, — сказал Саймей и потянулся опять к вожделенному блюду. — Но я уверен, и ты сможешь мне помочь.

— Спрашивай, — пожал плечами брат Лукас.

— Для начала не мог бы ты сказать, как долго ты сам живешь с братьями?

— Со дня моего прихода в общину прошло уже более двух десятков лет, — стал рассказывать старший педагог. — Сначала я и не помышлял о службе Пастуху, Истинному богу нашему. Отец мой из богатого рода купцов Лехема, возлагал на меня большие надежды. Он надеялся, что я продолжу его дело. Но я по молодости был строптив. Я сбежал из дому, долго странствовал. Когда же я вернулся, то узнал, что отец умер, а два брата моих, разделив между собою дело, спустили все его состояние и бедствуют. Я впал в отчаяние и долго винил себя в содеянном. И как часто это бывает. Стал искать я утешения в свете Дома Истины. Я приехал не бедным человеком, а потому мог ступить на службу божию. Так и поступил. Сначала я был в Доме Истины в Лехеме, но душа моя не находила покоя. И только тут нашел я его и свое предназначение.

— Спасибо тебе за столь полный рассказ, — почтительно сказал Посланник. — Я лишь хотел узнать, как давно ты здесь, чтобы понять, можешь ли ты располагать той информацией, что меня интересует. Но я вижу, что ты, как и многие другие твои братья, считаешь дать мне больше знаний, чтобы помочь в моем деле.

— Как ты и сказал, многие из моих братьев понимают важность твоего дела, потому и стремятся помочь, — ответил брат Лукас. — Но что же все-таки тебя интересует, Саймей-Тень?

— Хочу узнать историю одного из ваших братьев, — пояснил Посланник.

— И о ком же? — тут в голосе старшего педагога зазвучала некая настороженность.

— О брате Эммануиле, — пояснил, как ни в чем не бывало, Саймей.

— Если тебя интересует та давняя история об этом затворнике и брате Дарии… — начал брат Лукас.

— О нет! — перебил его Посланник. — Расскажи мне о его роде, о нем самом.

Какое-то время брат Лукас смотрел на него в легком замешательстве, он даже хотел спросить о чем-то у Посланника, скорее всего, почему его так интересует этот молодой затворник, но все же он не спросил.

— Что ж, — все же начал он рассказ спокойным и ровным тоном. — Он принадлежит к богатому и знатному роду Шалема. И род этот достаточно многочисленен. Как это часто бывает у фарсов. Они жили здесь еще во времена земной жизни Пастуха, Истинного бога нашего. Предки интересующего тебя молодого мужа даже входили в чреду первосвященников бога Единого. Но после род раскололся. Одна его ветвь приняла веру истинную, другая осталась верна традициям фарсов. Брат Закари из того колена этого рода, что пришли в Дом Истины совсем недавно. И ты видишь, как ревностно он блюдет традиции и каноны. Отец брата Эммануила человек светский, он был не очень рад, когда сын выбрал стезю служения. Что до родных брата Дария, который из того же рода …. Они примерно посещают службы. … Скажу тебе, что они близки и к Дому Истины и к делам светским.

— В общем, — подумав, решил Саймей. — Никто из них не стремился посвятить себя служению искренне и всей душою.

Брат Лукас несколько мгновений пристально смотрел на Посланника, будто опять хотел его спросить о чем-то, но вновь вопроса не задал.

— В общем-то, — чуть улыбнувшись, сказал он, наконец. — Лишь брат Закари увлечен своим предназначением. За братом Эммануилом ничего заметить я не мог. Он пробыл здесь всего год, прежде чем решил принять обет затворничества. О брате Дарии ты и сам уже наверняка сложил мнение.

Посланник кивнул. Он прекрасно понимал ситуацию. Когда брат Эммануил встретил свою тайную жену, а отец, видимо, не одобривший эту женщину для сына, запер его в монастыре, то дал хороший откуп за это. А после смерти любимой Эммануил сам настоял на обете, и отцу его пришлось платить и за это.

— Спасибо, — благосклонно улыбнулся Посланник брату Лукасу. — Больше я не буду отвлекать тебя. Спокойных тебе снов.

— И тебе Саймей — Тень, — ответил старший педагог.

Это прозвучало немного чопорно. У самого брата Лукаса было вопросов к Саймею намного больше. Но почему-то тот не стал их задавать.

Посланник сбежал по ступеням, чувствуя спиной взгляд старшего педагога, и поспешил свернуть за угол. Он помнил, что вход в покои брата Маркуса с другой стороны здания. Но и тут его постигла неудача. Блюститель хозяйства еще не вернулся.

Саймей решил ждать его здесь же на ступенях. У него появилось время побыть одному и обдумать все то, что стало ему известно за два дня. Итак, теперь ему было известно, что не так давно настоятель этой общины отец Иоким начал поиски информации о первых днях существования монастыря, о которых почему-то молчали летописи. Он узнал, что община поставлена здесь не случайно, но фарсы дважды разоряли ее, считая это место проклятым. Отец Иоким предполагал, что где-то рядом общиной ранее располагался храм маитан, которых фарсы так ненавидели. Хотя нигде в его дневнике нет четких указаний, что это так. Только намеки, которые и навели настоятеля на этот вывод. Но и Посланник думал так же.

Далее, увлекшись поиском этого храма древней религии, отец Иоким увлекся и изучением самим культом Маитана. И продолжая поиск, настоятель, видимо, наткнулся на упоминание о некоем тайнике, который был в храме. Когда он открыл его, то получил смертельную рану. Саймей предполагал, что ядом был смазан некий штырь, который вылетал из стены тайника. Кто-то привел ловушку в действие, а настоятель попал в нее. Но, как показывают данные, отец Иоким все же успел узнать нечто, что хранил тайник, что привело его в замешательство и сильно испугало. Отсюда и странные слова в предсмертной записке.