Что же касается происшествия с появлением шишиги в образе Прасковьи… Да, оно вызывало, конечно же, уйму вопросов. И главный из них, по мнению Зины, состоял в том, какова была истинная степень родства между Прасковьей и Антипом? А в том, что родство это имело место, сомневаться не приходилось. Но до того, как беседовать об этом с кучером, Зина хотела получше расспросить Николая Павловича насчёт местных легенд о шишиге. Не говоря уж о том, что следовало поделиться с господином Полугарским соображениями насчёт решёток в узилище титулярного советника Левшина.

А ещё – нужно было распорядиться относительно поисков пистолета, господином Левшиным выброшенного. Так что Зина, прежде чем войти в дом, обратилась к конюху Никодиму:

– Надо бы посмотреть под окнами кабинета Николая Павловича, – сказала она, – не отыщется ли там заряженный пистолет.

И тут неожиданно голос подала Любаша:

– Не нужно там смотреть, барышня! Я тот пистолет уже отыскала. Он у меня. – И она, сунув руку в карман своего кружевного передника, извлекла завёрнутый в полотняную салфетку увесистый предмет.

Зина непроизвольно отшатнулась. Однако горничная, шагнув вперёд, протянула свёрток ей. И дочка священника, помня слова Ивана Алтынова, взяла у неё оружие – одной рукой, второй по-прежнему прижимая к себе кота. Эрик учуял так не понравившийся ему запах пороха и снова фыркнул. Но Зине сейчас было не до того, чтобы принимать в расчёт нелюбовь кота к огнестрельным штуковинам. Разрешив Никодиму вернуться на конюшню, девушка следом за Любашей вошла в дом.

Эрик тут же соскочил на пол, привычно встряхнулся и принялся вдумчиво, участок за участком, обследовать прихожую. Сама же дочка священника повернулась к горничной, которая запирала входную дверь.

– Это Николай Павлович велел тебе поискать пистолет?

Любаша резко вскинула подбородок.

– Вы, барышня, и сами могли бы догадаться, кто мне велел его поискать. Только я его повеления более выполнять не намерена.

– Вот оно что! – Зина поглядела на горничную длинным, испытующим взглядом. – И когда же господин Левшин успел с тобою переговорить?

– А как вы ушли, да я понесла ему обед, тут он мне и сказал: пойди, подбери пистолет, который я выбросил в окно, и принеси его мне.

– А ты ему что сказала?

Любаша опустила глаза, шмыгнула носом.

– Я сказала: ладно, принесу. А после такое зло меня разобрало! Что я – собачонка ему, что ли? Он мне командует: принеси! И я сразу побежала. А для него я – пустое место. Уж всяко не станет он жениться на мне!

Зина подумала: её баушка могла бы такое утверждение оспорить. Но вслух сказала другое:

– Я считаю, тебе стоило бы предупредить об этом Николая Павловича. Я сейчас как раз хочу с ним переговорить, вот и давай пойдём к нему вместе.

– Ох, я и забыла, барышня! – Любаша всплеснула руками. – Барин ведь около часу назад ушли куда-то из дому. И вам просили передать: они оставили для вас записку на столе в кабинете.

Зина сорвалась с места и помчалась на второй этаж – в кабинет хозяина дома. Эрик тут же рванул за нею следом. А потом за ними устремилась и Любаша, которая на бегу громко о чём-то спрашивала. Но Зина её вопросов не слушала. Опрометью она вбежала в кабинет и схватила со стола листок почтовой бумаги, исписанный старомодным почерком с завитушками.

«Дражайшая Зинаида Александровна! – писал господин Полугарский. – Прошу извинить меня за то, что не дождался Вашего возвращения. Однако дело не терпит отлагательства. Я вспомнил, что отпирает тот ключ, дубликат коего мы нынче обнаружили. И считаю необходимым немедленно свою догадку проверить. Полагаю, Ваша бабушка Варвара Михайловна может находиться сейчас именно там. Надеюсь вернуться домой с нею вместе.

Преданный Вам

Николай Полугарский.

P. S. Умышленно не пишу Вам, куда я отправляюсь. Вы и без того провели слишком много времени на жаре и солнце. Так что не нужно Вам туда идти за мною следом. Дождитесь моего возвращения!

Н. П.»

Глава 14

Огонь, вода и список подозреваемых

20–21 августа (1–2 сентября) 1872 года.

Воскресенье переходит в понедельник

1

– Думаю, вы и сами уже поняли, что исчезновение госпожи Полугарской – продуманный спектакль, – сказал Иван, повернувшись к Агриппине Федотовой. – И постановщик хотел создать видимость, будто кто-то посторонний получил доступ ко всем усадебным ключам. Или, возможно, к какому-либо конкретному ключу. Я только не могу постичь, с какой целью была осуществлена эта постановка.

«И почему её завершающий этап совпал с моментом, когда в Медвежий Ручей приехала Зина», – прибавил он мысленно.

Минуту назад они с Агриппиной Ивановной разрешили Афанасию Петровичу Воздвиженскому отправляться домой. Тот припустил прочь такой резвой рысью, словно вновь пытался догнать почтового голубя. Так что теперь лишь они двое оставались возле зиявшего в ограде просвета.

– Чтобы это постичь, тебе, Иван Митрофанович, надобно попасть в усадьбу, – заметила Агриппина. – Очень жаль, что Прасковья так сглупила! Нам её помощь сейчас ох как пригодилась бы!

Зинина бабушка прищурила свои чёрные, темнее подступающего вечера, глаза и оглядывала теперь усадебную ограду – явно прикидывала что-то.

– А вы не думали о том, – спросил Иван, – что с заходом солнца вся эта катавасия может прекратиться сама собой? Если тут лютует солнечный огонь-Сварожич, то срок его полномочий должен бы истечь после заката.

Агриппина только головой покачала.

– Но вы в это не верите, – констатировал Иван.

– Не верю, – признала Зинина бабушка. – Те силы, которые тут пробудились, вряд ли просто возьмут, да и снова уснут.

– Хорошо, но вы ведь говорили: каждый вечер в Медвежьем Ручье уже много лет проливается дождь. Так, может, если он будет и сегодня, то стены огненной ловушки в нём просто растворятся? Даже если эта ловушка никуда не денется, когда солнце зайдёт.

– Если дождь будет и сегодня… – повторила за ним Агриппина, потом сказала: – Сомневаюсь я, что он пойдёт сам собой. Но есть способы ему поспособствовать. Возвращаемся к воротам!

2

Зина до сумерек сидела в столовой возле одного из окон, выходивших во двор. Это окно – как и другие в доме – было закрыто на все шпингалеты. Что, впрочем, не помогало: жара уже пропитала всю усадьбу насквозь. Сочилась изо всех стен. И даже подоконник, на который дочка священника опиралась локтями, был горячим, как заверения лжеца.

Но девушка от окна не отходила – ждала возвращения Николая Павловича. А ещё ждала дождя, который должен был пойти после заката. И, разумеется, ждала, не произойдёт ли чудо: не появится ли возле дома Ванечка?

Рядом с