Мы шли долго, большими прыжками сокращая путь до высоких скал. Тут главное в трещину не попасть – у скал их множество и некоторые очень глубокие, а на дне поблескивает жидкий этан. Марк легко рассчитывал каждый прыжок и опускался каждый раз на краю трещины, а мы с Лешкой долго выбирали место для приземления и потому сильно отставали.

– Граница, – скомандовал Марк и бросил мешок на землю.

Ненавижу эту традицию, но никуда не деться. Так надо. Я откинул капюшон, глубоко вздохнул и снял маску. Остальные сделали то же самое. Мороз мгновенно пронзил кожу тысячей иголок.

«…Три, четыре, пять…».

Надо до десяти. Именно столько дней пилот Тороп – дедушка Лешки продержался в разбитом челноке посреди пустыни Каладан, пока не пришла помощь. Иначе удачи не будет.

Десять! Я натянул маску на покалывающее лицо. Увидели бы взрослые, заперли бы по домам на неделю.

– Идем! – поторопил Марк и снова прыгнул.

Я раньше никогда не отправлялся так далеко, к самым скалам. Мне казалось, что я немедленно потеряюсь, и меня никогда не найдут. Титан большой, а городов вроде нашего мало. Есть еще один на море с дестью домами, поселок далеко на юге и большой жилой дирижабль выше облаков, который ни в какую погоду не видно – вот и все. Я изредка поглядывал в сторону дома, который все сильнее срывался за грядой низких сопок.

Но страх и сомнения пропали, едва мы поднялись на скалу. Я не сразу понял куда показывает Марк, потом присмотрелся. Там, где озеро касалось скал темнело русло непостоянной реки, одной из тех, которые журчали бурными потоками во время дождей и совершенно пересыхали к сезону засухи. Широкими ярусами спускались к озеру размытые террасы, а в десятке прыжков от глади озера поблескивал котлован с подсыхающей лужей. Нечто странное торчало из котлована, наполовину зарытое в песок – конус, соединенный короткой трубкой с чем-то массивным, погруженным в дюну. Я никогда не видел ничего подобного.

– Видали! – Марк гордо взмахнул рукой, словно эта штука далеко внизу принадлежала ему.

– Что это? – спросил я.

– Это старый космический корабль.

***

Интересно, если опустить перчатку в жидкий этан, что будет? Папа говорил, что будет очень больно, но сам, скорее всего, никогда не пробовал. Впрочем, я ему верю. Особенно сейчас, когда мы аккуратными прыжками спускаемся в глубь котлована, а под нами блестит черной лужей холодный жидкий газ. Марк спускается первым. Мы то теряем его в желтой туманной дымке, то снова видим темный силуэт. Контур огромного корабля медленно выплывает из тумана, волной заползшего сюда с берега озера.

На Титане много заброшенных кораблей. Есть старые автоматы, давно изъеденные временем и ливнями, покоящиеся на дне морей зонды и упавшие в пески огромных пустынь спутники. Есть искалеченные ракеты, пострадавшие при взлете или посадке, вроде той, на которой разбился, но выжил пилот Тороп. Я видел из снимки, но ничего подобного тому, что лежало под нами не встречал. Чем ниже мы спускались, тем более огромным казался древний корабль.

– Осторожнее, тут скользко, – заявил Марк, едва его ноги коснулись холодного металла, отозвавшегося глухим стуком.

– Как ты его нашел?

Марк не ответил. Он ловко балансировал на вершине конуса раскинув руки и мелкими скачками спускаясь по нему вниз.

– Тут пустота была, – пояснил Лешка, – а ливни ее подмыли и грунт обвалился вниз. Потом озеро поднялось и смыло песок, ушло, а котлован остался. И эта штука тоже.

– А ты откуда знаешь?

– Марк рассказал.

Мы стояли на краю огромной пробоины, зияющей в корпусе, а громада корабля простиралась под нами бурым холмом. Марк достал из сумки термос и сунул трубку под маску. Вокруг висела тишина, такая же постоянная, как оранжевый туман над озером. Папа рассказывал, что высоко в облаках бушуют сильные ветры, а тут лишь изредка легкая рябь пробегает по глади озера. Когда папа привезет мне из рейса фотоаппарат, я займусь фотографией, буду охотиться за этими барашками на озере, за радугой после дождей, линзовидными облаками, скользящими по пустыне. Жаль сейчас его нет, сфотографировать эту махину, до которой даже дотрагиваться страшно.

– Я много слышал о таких кораблях, от отца, – сказал Марк, включая фонарик. Свет скользнул по ржаво-бурой обшивке, выхватил из сумрака рваные края огромной дыры в казавшемся несокрушимо прочным корпусе. Свет утонул в темноте внутренностей огромной ракеты. Он присел, свесил ноги в глубину корабля, Лешка последовал за ним.

Я постоял на краю, оглянулся на озеро, над которым сгущался оранжевый туман. Он висел низко и стелился над темной поверхностью, казался живым – огромной амебой, неспешно переползающей от берега к берегу, вытягивающей огромные липкие ложноножки. Казалось, что в полной тишине слышно его шуршание по мелкому песку. Мне нравилось думать о нем как о живом. А вот корабль меня пугал, но не так как Лешку. Было видно, что Лешка боялся его до ужаса. Да и мне казалось, что сейчас вынырнут скользкие щупальца из недр старой ракеты, обхватят наши тела и утянут в неизвестность. Темнота под ногами пульсировала, сгущалась, всматривалась. В ней не было привычного тумана, туда не проникали рассеянные лучи далекого Солнца. Я аккуратно присел на край, поджал одну ногу под себя.

– Будет наше новое место, – сказал Марк.

– А чем старое было плохим?

Старое место было на вершине холма у дома Марка, мы также долго сидели там на краю, прежде чем прыгнуть вниз.

– Слышали о Пустынном глашатае? – спросил Марк вместо ответа. – Конечно нет, чего я спрашиваю. Это же не в нашем городке случилось, а на Море Кракена, – он выдержал паузу и вздохнув продолжил. – Несколько дней назад геолог возвращался со станции на южном берегу. До заката оставалось еще часов шесть-семь, а батареи почти сели и в темноте он точно доехать бы не смог. Ему следовало выехать раньше, но какие-то неполадки с насосом заставили задержаться почти до заката. Он гнал изо всех сил, поскольку становилось все темнее и небо было такое темно-оранжевое как последние часы перед закатом – ну вы знаете. Он на секунду взглянул на приборы, проверить насколько еще хватит батарей, а потом вдруг увидел темный силуэт на дороге, которые едва не угодил под гусеницы. Это был человек в темном костюме, но без капюшона и маски. Геолог едва затормозил, обернулся, но, когда рассеялась пыль, на обочине никого не было. И нигде вокруг. Только тень протянулась через дорогу – тень человека, которого не было видно, и она указывала налево, на юго-запад. Геолог очень испугался. Он рванул