совсем иначе… Инк так долго верил Норогану, но стоило ли в том себя винить? В принципе почти все, что говорил отчим, оказывалось правдой начиная со злополучного дня, когда он объяснил ему тяжесть проступка с Тушканом. Он умел разглядеть истину, в доступной и весьма циничной форме объяснить другим, не каждый на такое способен. Инк даже долгое время склонялся к тому, что Нороган – единственный человек, заслуживающий доверия. Как славно, что теперь он сам умеет отличить истину от беспросветной лжи.
– Война началась, – послышался мрачный шелестящий голос. Он поскребся ему в спину, подобно холодному ветру, вызывая неприятные мурашки во всем теле.
– Полидексяне мстят за вылазку армутов, – рассудительно отозвался Инк, постаравшись убрать дрожь из голоса. Он ужасно хотел походить на отчима: держаться с таким же неопровержимым апломбом, смотреть небрежно и как бы свысока, ничего не бояться и ни о чем не жалеть. Но паника одолевала его с головы до пят, как скверно…
Нороган стоял на отвесной скале, нисколечко не страшась высоты. Казалось, он и сам является ее естественным продолжением: такой же угловатый, с квадратным мужественным подбородком, которому под силу стесать камни. Незыблемая уверенность во взгляде, осанке, позе. Неудивительно, что все женщины готовы ползучим вереском стелиться под его ногами. В том числе и его мать.
– Подумал над моим предложением, Инк? – в лунном свете поблескивая зубами, насмешливо поинтересовался Нороган. – Единороги сделали ставку на Артура, но они всего лишь глупые летающие коровы с рогом посреди головы. А я поставил на тебя, мой дорогой. Я сразу разглядел в тебе скрытый потенциал. Ты умный, находчивый, смелый, готовый идти до конца. Ты плевать хотел на людей, находящихся рядом с тобой, но при этом заботишься обо всех сразу; ты мыслишь более глобально.
Инкард опустил голову. Возможно, не очень хорошее чувство, но он ощутил, как сладкое удовлетворение наполняет все его существо. Отчим так редко хвалил его. После мнимой ссоры с другом они проливались ему на душу, будто чудодейственный бальзам. Впрочем, Инк ведь отчетливо понимал, что никакой ссоры не было; Нороган попытался его обмануть, превратившись в Артура. Тем самым он невольно сотворил себе в лице Инка не союзника, а кое-кого другого.
– Ты выкрал свиток, пока он спал? Его надо поскорее уничтожить. Это под силу лишь естествознателю. Я бы сам попробовал, но у меня не получится. Все из-за Нольса. Сделай ты, сын.
Нороган отошел от опасного обрыва и требовательно посмотрел на Инка. Обладают же иные люди внутренней силой: под таким взглядом хотелось незамедлительно упасть на колени, воском растечься по дороге, все что угодно, только не стоять.
Инк достал из кармана мятый кусок пергамента. Его не пришлось красть, Артур сам отдал ему свиток. Нороган будет доволен. Впрочем, ложные надежды. Инк знал очень хорошо, что отчим придет в ярость. И от ожидания этого бескрайнего ужаса волосы шевелились на голове, подобно щупальцам.
Инк послушно вытянул руку: ветер попадал на свиток, и тот приятно шелестел, словно на ладони сидела прекрасная бабочка и хлопала крыльями.
– Что надо сделать?
– Ты же естествознатель. Сам реши. Полагаю, сжечь.
Юноша с жалостью посмотрел на «Последнее слово». Самое последнее в этом забытом единорогами мире. А что, если попробовать его прочитать? Вдруг он овладеет невиданной силой? Станет могущественнее Норогана и, наконец, вытравит из сердца этот едко-кипучий страх? Победить детских призраков…
– Быстрее! – отрывисто приказал ему Нороган, а глаза его угрожающе сверкнули. Но Инк колебался. Чего хочет отчим? Чтобы он предал Артура? Впрочем, разве он это уже не сделал, приведя избранного всадника в западню? Начало положено, надо только довести до конца. Но Инк словно обессилел. Наверное, он все-таки слишком слаб для подобного; Нороган был прав на его счет. Он такой же, как отец, а Доланд обладал мягким сердцем. Не ледяным.
Нороган между тем начинал злиться: его неуравновешенная натура давала о себе знать. И хоть он стоял, не шевелясь, нависая над Инком как меч правосудия, тот чувствовал, как от всего его существа бурливыми потоками исходит ненависть. И вдруг Инк, наконец, отчетливо осознал, что Нороган был лжецом во всем, и не только в том, что прикинулся Артуром. Эта мысль ярким светом озарила его темное сознание, подобно тому как солнце сквозь просвет между облаками озаряет землю. Все пропиталось обманом начиная с того самого злополучного случая с Тушканом. Когда Инк поступал мерзко, отчим хвалил его, а когда благородно – напротив, наказывал. Теперь стало ясно: Нороган ненавидел истинное благородство, ибо сам был до крайности мерзок и жесток. Да, в какой-то момент он прикинулся хорошим: перестал бить его, заботился о маме, но все для чего, с какой целью? Не от того ли, что являлся отличным манипулятором и с самого начала хотел склонить Инка на свою сторону? Только Нороган мог знать о потаенном желании Инка стать нужным, полезным – словом, быть избранным. Вот и сегодня вечером Нороган пожелал сыграть на этой его постыдной слабости, но папаша все же не оценил, что Инк слишком хорошо знал своего друга. Артур бы никогда не стал им манипулировать.
Полное осознание всей картины немного ошеломило Инка: ранее его мозг улавливал лишь отдельные сцены, рассуждения, которые теперь с оглушительным треском слились воедино. Величие поступка отца пронзило его сердце насквозь, Инк вдруг отчетливо понял, что Доланд, пожертвовав собой ради Ирионуса и Артура, был прав. И хоть Инка с детства лишили воспитания отца, доблестное самопожертвование родителя преподнесло ему самый важный в жизни урок. Такому бы никогда не научил Нороган.
Жаль, что Инк выбрал неверный моральный ориентир: Нороган в свете луны вовсе не казался благородным и смелым. Напротив, напоминал одряхлевшего стервятника, предпочитающего грызть мертвечину. И как он раньше казался ему достойным для подражания?
– Я был прав, когда помог Тушкану! – вдруг хриплым от волнения голосом заявил Инк, а взгляд его бесстрашно скрестился с другим: злобным, шакальим. Брови Норогана поползли наверх, а лицо еще более заострилось, словно с него стесали кусок.
– Что-о? – вкрадчиво протянул отчим.
– И плевать, что Тушкан не поблагодарил меня. Добрые поступки часто пытаются обесценить. Оболгать. Извратить. Как все время делал ты!
– Инк, мой мальчик, ты в своем уме? Решил поговорить о прошлом?
– Почему ты никогда не называешь меня нормально по имени – Инкард? Почему придумал эту уменьшительную кличку?
Нороган тихо засмеялся, и смех его был колючим и трескучим, точно сухой вереск, пожираемый огнем.
– Отвечу правдиво, ибо я никогда не вру…
– Ты всегда врешь!
– Не перебивай старших, мой мальчик. Твое имя очень созвучно