головой утвердительно. 
— Мы думали, это вы. И ваш медведь.
 — Их на Свальбарде не то девять, не то десять. Не уверен, как тот сумасшедший их считает — вместе с Айдой или нет. Как бы нам их отыскать в этом треклятом тумане и темноте?..
 Сейчас я увидела, что факел давно лежит в костре, безнадежно испорченный.
 — Но если на них напали медведи, значит, они пошли на равнину? — вспомнила я рассказ ШурИка, завороженно глядя в танцующее пламя. — Зачем?.. Это же не по дороге к побережью?
 Голубинка раскрыла крылья и требовательно крикнула. Ро посмотрела на ногу забытого всеми кречета. И охнула:
 — Тиль… здесь записка!
 Прежде, чем я подбежала, Ро уже сняла маленькую бумажную трубочку и подала мне. Там было нацарапано криво: «ПОМОГИТЕ!». Я сглотнула. Но как⁈. Кто?..
 — Это почерк Фриды, — сказал Чак прямо у меня над ухом, заглядывая.
 Мы с Ро пораженно воскликнули в унисон:
 — Фриды⁈
 — Я сам учил ее писать.
 Джарлет тяжело поднялся:
 — Седой парень втирал Барму про какую-то Фриду, будто весь день не может ее найти.
 О Видящий. Это же ясно как день.
 — Фарр велел оставить трап, — сказала я, оглядываясь на Чака. Он хлопнул себя по лбу.
 — Они с Бимсу не могли упустить свой шанс на приключения. Голубинка, почуяв, смотала к любимой детворе.
 — И они во время прогулки нарвались на медведей?.. Или… медвежат?.. ШурИк говорил, что весной, когда потомство…
 Чак наставил на меня палец, пытаясь подхватить мысль:
 — Пытаясь скрыться в холмах, ребята наткнулись на темнейшество и компанию…
 — Или темнейшество и компания наткнулись на их следы и отправились выручать, что более вероятно.
 Мы потерли лбы. И что теперь?..
 Аврора метнулась вправо, метнулась влево. Ее, к моему удивлению, удержал Джарлет:
 — Темно. Ничего не видно, заря. Подождем утра.
 Ро топнула ногой, сжимая кулаки добела:
 — Будь проклята эта темнота!
 — Ответ, — пришла мне вдруг мысль.
 Я порылась в серапе в поисках своих путевых заметок. И накарябала карандашом, присев к костру:
 «Ро с нами у костра. Ей лучше. Вы в порядке?».
 — Глупый вопрос, — хмыкнул Джарлет.
 За меня вступился бравый Чак:
 — Ну, а ты бы что спросил? Отправляй, Тиль. Это лучше, чем ничего.
 — А ты борзый стал.
 — Время — лучший учитель, брат.
 — Или любовь.
 — Это ты точно сказал. Похоже, знаешь не понаслышке.
 Джарлет, охая, отполз обратно к бревну и уставился в огонь. Неожиданно к нему пристроилась Айда. Жан-Пьери-старший, кривясь здоровой щекой — похоже, от боли в ноге — отодвинулся. Медведица — сделала шажок следом и попыталась положить морду ему на колени, как прежде — ШурИку.
 Голубинка послушно упорхнула в темноту.
 — А теперь — ждать, — сказал Чак.
 Я обняла Аврору, задумалась, где же сесть. Бревно и Айда — хорошо, но там Джарлет. А на камне возле Чака нет места для двоих… Ро потянула нас к бревну и опустилась рядом с Седриком. Я примостилась рядом. Айда блаженно развалилась по нашим ногам. Чак хмыкнул и подбросил хвороста в огонь.
 — Тут гейзеры, — сказала я задумчиво.
 — Джарлет едва не обварился.
 — Просто потому, что я хромаю.
 — Как-то подозрительно тихо, правда? — вздохнула Ро.
 Тишина пугала сильнее выстрелов и рыка.
 — Хотите историю? — преувеличенно весело предложил Чак.
 Что нам оставалось, как не кивнуть?
 — Мне было десять… А Шарку — восемнадцать. В то время это очень много, правда?
 — Эй, мелкий, даже не…
 — А вот и посмею! Теперь — посмею. Я теперь много чего посмею, Шарк, — Чак подмигнул вроде бы совсем обычно, но на его физиономии было столько вызова и безудержной смелости, что я диву далась. Он шутил сейчас не чтобы защититься и закрыться, а открыто. И разницу… можно было лишь почувствовать. Или отличить по характеру микроморщин, особо тщательно подсвеченных огнем. — Это ведь все любовь. Или хочешь — сам расскажи, как увидел Юин Блэквинг и влюбился без памяти.
 — Я не…
 — Говорю вам, девушки… Жан-Пьери тогда уже попали в немилость и жили за городом. Это казалось, что унижение и все такое, а на деле — приволье: козы, коровы, поля и речка… Шарка затащить в наши забавы было сложно, он ведь был такой взрослый, серьезный, да и переживал изгнание со двора как подобает умудренному годами молодому человеку — возраст такой, сами жили-знаете, дамы…
 Джарлет Седрик краснел незакрытой половиной лица. От ярости.
 — Вот не боли у меня нога…
 — Боли у тебя нога, ты бы и не встал. Так что переваривай зелье и не мешай рассказывать, Шарк. Но однажды нам — детворе разных сословий — удалось его затащить на речку, там, где дорога сворачивает к Тополю и Альпурхе. И надо, чтоб на речку из кустов выползла чумазая девица. И давай умываться да пить жадно. По мне — пугало пугалом…
 — Вовсе не пугало! — взревел Джарлет, подскакивая, несмотря на ногу. — И чумазая только чуть, а сам после побега подземным лабиринтом и через лес был бы лучше⁈
 И, известный нам по роли злодея, старший Жан-Пьери вдруг устыдился своей вспышки и опустился обратно. Айда укоризненно заворчала, снова мостя голову ему на колени.
 — Ни одному человеку не чуждо что-то человеческое, — шепнула мне на ухо Аврора. — Все больше убеждаюсь…
 — Ну, и, — нарочито живо продолжал Кастеллет, — как она испугалась нашего ребячьего гогота — о, мы ведь громко умели смеяться! — и свалилась в речку. Тут наш Шарк и прыгнул следом. Ну, а дальше… он ее спас, привел домой обсушить, и там заявила Юин всем нам, что только за него, Шарка и выйдет замуж, и плевать ей, что он у вестландцев в опале, и выдумала ему имя Седрик Джарлет, и провела в Буканбург на «Искателя Зари», чтобы имя это славой покрыть да руки ее у отца он мог просить…
 Я перегнулась через Ро, и мне показалось, что в глазу Седрика скопилась влага. Но, может, это происки неверного света костра.
 — Она была необыкновенной, эта Юин Блэквинг…
 Аврора похлопала Седрика по спине, едва не съедая собственные губы. И даже вот так волнуясь за Фарра она может… сочувствовать врагу…
 — Мне очень жаль,