Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 83

Сордонг затряс руками, словно вправду стряхивая песок, и завыл:

– О-о, мой дар! Дивный, летучий, моя потерянная радость! Сколько я вытерпел из-за него, сколько страдал, как был счастлив его получить! Смиренно служил джогуру и властвовал над ним!

– Ну-у, завелся, – поморщился Дэллик. – Не ушел твой дар.

Старик замолчал с полуоткрытым ртом.

Облизнув тонкие губы кончиком темного языка, гость засмеялся:

– Он просто уснул до времени.

– Просто… уснул? Ты хочешь сказать, что джогур вернется? – прошептал Сордонг с надеждой.

– Почему бы и нет, – ответил уклончиво странник и вышел во двор за дровами.

В очаге вспыхнуло веселое пламя. Пристально вглядываясь в устремленные к тяглу языки огня, Сордонг всхлипнул:

– После того… камлания… старшины родов мне поверили, ведь о тебе говорил и мальчишка Хорсун. Но решили, что я никчемный шаман, если злой чародей, истребивший лучших, меня не прикончил. Спросили, где лежат тела убитых. «Раз ты видел, как враг их изничтожил, значит, должен знать это место», – заявили с нерасположением. Что мог я ответить, кроме «не знаю»?

– В самом деле, Сордонг, куда ты дел трупы?

– Я долго думал, где их спрятать. Потом вспомнил об озере Диринг. Совершил над покойниками обряд освобождения душ и той же ночью привез на санном быке сюда. Хотел сжечь, но испугался. Дым не скроешь в мешке, на дым могли заявиться с подозрительными мыслями дозорные воины. Поэтому я снова съездил домой за кожаной лодкой. Привязал к телам камни и сплавал к середине Диринга три раза, а то бы лодка не выдержала. По одному погрузил шаманов в глубину. Самым тяжелым был Сарэл. Рослый, как бревно, не смотри что старый. Я трудился всю ночь…

– Сочувствую, – сухо сказал Дэллик. – Что ж, если ты позже решил поселиться здесь, надо полагать, ты очень любил отравленных тобою волшебников.

Сордонг злобно ощерился:

– Я ненавижу этих зазнаек и сейчас, хотя их надменные кости давно провалились в Жабын, откуда возвращаются только истинно великие… да! О-о, мне не забыть, как они умирали один за другим в невыносимых корчах, с проклятием на устах! Смертное проклятие самое страшное! Оно навлекло рок и горе на мой аймак! Тени родичей укоротились, в дыхании появилась сырость… Народ, прежде гордый густотой своего хоровода на праздниках, начал гаснуть, как молочная пена на краях доильного туеса… Мой шаманский помощник-хвост утонул, ушел под лед на мунгхе́[49]. Старшина аймака замерз, не дойдя до дома пяти шагов. Его брат ни с того ни с сего перерезал себе глотку. Два приятеля заболели неизвестной болезнью, стали как живые мертвецы… да… И другие недуги накинулись на род щук. Забрали самых сильных мужчин и детородных женщин. Мало людей осталось, и те отщепенцы, доходяги, каких не побоится облаять любая шавка. Истаяла их мясная снедь, бегающая на круглых копытах. Иссякло молоко гуляющих на раздвоенных копытах. Запамятовали, когда съели последнего паршивого теленка. Живут не по-человечьи, грабят запасы в сусличьих норах и дуплах бурундуков. По весне не брезгуют есть лягушек – дочерей водяного с кровавыми пятнами на брюшках… Аймак стал мне противен. Я ушел от него и вообще от всех. Водворился здесь, чтобы никто меня не тревожил. Эленцы считают меня отшельником. Стороною тордох обходят, будто я наставил вокруг самострелов. А может, боятся подходить близко к Дирингу из-за живущей в нем клыкастой ящерицы Мохолуо.

– Тебе приходилось видеть дракона? – заинтересовался Дэллик.

– Нет, – отрезал Сордонг. Запнувшись, произнес вполголоса: – Ну… как-то запропала моя собака, а на днях я нашел на берегу ее останки. Над ней потрудилось большое животное. Наверное, лесной старик[50]. Их в здешних местах, бывает, шатается много. Однако дыра… дыраконя, как ты назвал Мохолуо, ни разу не видел, даже когда рыбачил тут раньше. Рыбы в озере – чуть, а коряг очень много, все сети порвались. И вода нехорошая вкусом, больная. Вот вчера я от жажды сдуру наглотался воды из Диринга и так разболелся желудком, что начал плеваться кровью.

– Сужение пищевода от недоедания, однообразия пищи и употребления некачественных продуктов, – пробормотал гость слова с непонятным смыслом.

Сордонг завел свою ежедневную песню:

– Был раньше шаманом, неуязвимым для хворей… Ни один человек не смел заступать мне дорогу и застить солнце. Меня уважали… да! Звали лечить и направлять на дело. Наевшись досыта, я растягивался на широкой почетной лавке, на белой кобыльей шкуре. Лежал, ожидая захода солнца. Стоило мне пошевелиться – народ замирал в страхе. Стоило кашлянуть – хозяин юрты, пригласивший меня, падал ниц в ожидании приказов. Как только темнело, народ умещался вкруговую вдоль стен. Тушили огонь, и я начинал камлать в непроглядном мраке… Сколько теперь ни зову, дух Кэ́лманна[51] и сила Дьалы́нг[52] больше не входят в глотку. Одна только сердитая бесовка-матушка сидит в пустом желудке, грызет его истончавшие стенки. А ведь прежде духи мчались по первому кличу! Все виделось, слышалось, ощущалось острее, чем чувствует смертный. Я ходил по матице юрты вниз головой, как муха, полз по стенам юркой змеею! Птицей взлетал в колыхающуюся гортань неба, червем опускался в подземный мир, проходя сквозь кишки земных толщ! Равный властителям-духам Земли и Нижнего мира, полностью сливался с ними! Я был – они, а они были – я-а-а!

– Да, помню, в прошлый раз ты мне показывал кое-что из своих фокусов, – зевнул Дэллик. Осведомился: – Бываешь в своем аймаке?

– Забыл, когда ходил туда. Давно ни с кем не встречался… да. Кровь родичей протухла вместе с плохо заквашенной рыбой, которая кое-как питает зимою их жидкую плоть. Чего ожидать от несчастных, влачащих жалкое существование?

– А ты, Сордонг? Разве твое существование можно назвать жизнью?

Старик задумался, опустил голову. И снова резко поднял ее:

– Жизнь без джогура мне не нужна. Но я боюсь! Тяжкие грехи все сильнее теснят меня к Нижнему миру!

– Ты точно хочешь, чтобы дар вернулся? – спросил странник, и усмешка змейкой скользнула по его губам.

– И что… ты отдашь мне его обратно? – пролепетал старик, устремив на гостя умоляющий взгляд. – Да, я хочу! Хочу вновь ощутить ни с чем не сравнимую радость!

– Считай, эта радость уже в тебе.

Дэллик поднялся и, пройдя в правый угол, порылся в хламе на спальных лавках. Взволнованный старик напряженно следил за гостем.

– Вот твоя ритуальная утварь, – странник протянул Сордонгу его волшебную одежду, колотушку и бубен. – Бери же – и пробуй!

Старик затрясся, точно в ознобе. Отводя взгляд от холодных глаз пришельца, нерешительно принял вещи из его рук и как будто оживился. Тщательно осмотрел и встряхнул ровдужное платье, подняв облако пыли.

В свое время Сордонг отдал мастерам за шаманское убранство все свое имущество. А состояние слыло изрядным.

Платье постарались вымять особо. Оно лилось к полу текучими волнами, в середине напоминая кольчугу – так много на нем было железных и костяных амулетов. Бурые пятна говорили о том, что его часто окропляли жертвенной кровью. Длинный задний подол обвисал замахрившимися краями. Спереди, по бокам и по всей длине рукавов болталась тонко нарезанная кожаная бахрома. Подвески из серебра, меди и железа, каленные в бычьей крови, никогда не ржавели и не темнели. Идол с человечьим телом и щучьей головой, пластинки-предплечья, дырявое солнце и ущербная луна, фигурки обычных и невиданных птиц, зверей, рыб, гадов, бронзовый человеческий остов и отдельные части тела, крохотное оружие, полые трубки, унизанные бубенцами ремни-поводья за спиной – все имело свое место, свое тайное значение и собственную душу.

Медленно, как во сне, Сордонг вытянул откуда-то из-под лежанки пучок вересковых веток и бросил их в огонь. Облачился в окуренное дымом певучее платье. Сунул под мышку изогнутую березовую колотушку, обитую с ударной стороны кожей с колена вороного жеребца. Поставил перед рдяным зевом камелька овальный бубен – подогреть, чтобы ожил.

Сработанный из матовой, до полупрозрачности выделанной шкуры с загривка трехтравной кобылы, бубен был чудо как хорош. С лиственничной крестовины на растяжках, обвитых тетивой, свешивались девять звонких колокольцев и маховые перья ворона, совы и кулика. Разбросанные по кромке обруча, гудели девять выпуклостей-рожков, чутко отзываясь на трепет туго натянутой кожи.

– Обагрил бы соком жизни я тебя, мой друг крылатый, мой наперсник и советчик, – дрогнул голосом Сордонг, нежно поглаживая заалевшую от жара поверхность бубна. – Только сока нет сегодня. В долг придется полетать мне. После отдарю сторицей…

Внезапно глаза старика заволоклись кверху. Голова упала на грудь. Вспотевшее лицо закрыли, прилипая к щекам, лохмы седых волос. Он зевнул с завыванием. Рот распахивался в зевках все шире, с икотой и смачным челюстным хрустом.

Странник примостился на лавке, наблюдая за зрелищем. Изредка посматривал на крытое бычьим пузырем окошко. На улице резко потемнело. Послышались звуки приближающейся бури.

Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 83