Ничего умнее в голову ему не пришло – хотя и это движение подсказал не разум, а что-то из области левой почки. Нечто из области правой скукожилось до размеров мохноногого паука и прыгнуло с потолка Жильме на переносицу. Модвин чуть не поплатился жизнью за неспособность подумать, прежде чем делать, потому что Вальтер, взревев и дернувшись, как раз нашел острием зазор в доспехе и резко усилил ослабшую было хватку. Здесь та же неспособность Модвина выручила: он, рывком выскользнув из не успевших сомкнуться рук, сложился пополам, дотягиваясь до сапога, всем весом боднул Жильму в живот и повалил на пол.

Только потом, осознав себя лежащим в луже чужой крови, Модвин увидел подаренный Освальдом нож в своей трясущейся руке и сопоставил его испачканное лезвие с полудюжиной порезов на внутренней стороне бедра мертвого человека.

В горле пересохло настолько, что Модвин хотел встать на колени и вылизать земляной пол. Его остановил раздавшийся над головой голос Стмелика.

– Ага, – протянул он, – а вот и потери. И кто кого?

– Я, – хрипло произнес Модвин, с трудом поднялся на ноги и, откашлявшись, указал на тело Габора. – Кроме этого. Его убил Жильма. А потом меня. То есть он попытался.

– Почему?

– Не знаю, – соврал Модвин.

– Хреново, – буркнул разведчик и раздавил уползающего прочь паука. – Нож спрячьте. И рот на замок, понятно? В бою погибли, и все тут.

– Я не дурак, Стмелик.

– Да я вижу. Во двор идите. Я тут разберусь.

Несколько контрабандистов сразу, еще до начала схватки, бросились к скудному транспорту, и только оттуда, с дальнего конца лагеря, слышались теперь отрывистые звуки. В центре, где остались лежать четыре трупа и сидел на земле один раненный в руку новобранец, раздавалось лишь шумное сбивчивое дыхание да изредка болезненный стон.

Модвин чувствовал себя неотъемлемой частью этой печальной картины. Когда Ухер, пересчитывая в колчане стрелы, подошел узнать, как дела, он вздохнул и спросил:

– Она сбежала, да?

– Кто? – не понял Ухер.

– Женщина.

– Какая женщина?

– Немолодая, светловолосая, говорит по-хаггедски и по-нашему тоже. У нее порез через всю правую щеку. Как можно было ее не заметить?

– Свежий порез?

– Да.

Ухер изменился в лице и пробормотал:

– Едрить твою в три прогиба… Стмелик! – громко позвал он. – Поди-ка сюда.

К дому, на пороге которого вполголоса переговаривались разведчики, направлялся и Крынчик. Модвин, испугавшись того, что он там увидит, преградил ему путь и отвлек вопросом:

– Сколько у нас пленных?

– Ни одного, – мрачно ответил хорунжий, разминая ушибленную кисть. – Кого пытались взять, те сами себя резали.

– А порошок нашли?

– Пока только на трупах. В тех же круглых блямбах. Зато во-о-он там, – протянул Крынчик, указав на землянку у подножия холма, – явно что-то под стеной зарыто. Деньги, я так думаю. Вы Габора не видели?

Модвин понял, что отсрочка закончилась, и коротко глянул через плечо: Ухер и Стмелик уже куда-то ушли, оставив дверь приоткрытой.

– Он… внутри. Вместе с Вальтером.

– Еще кто-то ранен? – заволновался хорунжий.

– Оба мертвы.

Крынчик сорвался с места и немного задел Модвина плечом. Оказавшись в землянке, он ругался так громко, что даже на расстоянии не составляло труда разобрать каждое слово.

Стмелик взял с собой раненого и первым уехал в Сааргет, сообщить об их скором прибытии. Остальные пересчитали тела контрабандистов, обыскали лагерь и не нашли ровным счетом ничего, что указало бы на местонахождение других убежищ – а в том, что есть другие убежища, сомневаться не приходилось. Габора и Вальтера завернули в плащи и перебросили через луки седел, в которых те буквально только что вполне самостоятельно сидели. Модвин старался не смотреть на них и не оглядываться на зарево пожара, навсегда уничтожившего скорбную память этого места.

Они едва успели выбраться из березовой рощи, когда навстречу им выехала строем хоругвь Лефгера.

– Госпожа решила, что вы слишком задерживаетесь, – издалека крикнул он, сбивая дыханием огонек в треснутом фонаре. – А вы вон как – возвращаетесь с победой!

Модвин задавил неожиданно зачесавшееся в горле замечание по поводу того, какое именно значение он привык вкладывать в слово «победа» и как далек от него тот хаос, который сегодня здесь творился. Вместо этого он бросил короткий взгляд на трофейного мула, навьюченного двумя ящиками с серебром, и подумал, что люди Крынчика, наверное, все вполне заслуженно пропьют.

Уже на подходе к замку, когда окончательно стемнело, Модвин смог собрать достаточно сил, чтобы обратиться к Лефгеру:

– Насчет того разговора… – начал он приглушенным голосом, – про ворота и прочее…

Хорунжий отмахнулся.

– Да ничего, господин. Вы так-то все верно сказали. Хорошо, что поехали. Теперь на нашей земле на десяток хаггедцев меньше.

– Я потерял людей.

– Вы привыкнете. – Лефгер опять махнул рукой, чуть не потушив фонарь. – Еще чего-то не так, господин?

Модвин намотал поводья на палец.

– Я не уверен… Я сомневаюсь, что дело только в контрабанде. И мы до сих пор не знаем, чем именно они торговали.

– Да дурман какой-то. Вы ж знаете, если даже выпивка с людьми всякое делает, то… – Лефгер посмотрел на него и осекся. – К-хм. Простите, господин. Не подумал.

– Нет, ты прав, – поежившись, ответил Модвин. – Но я все равно ничего не понимаю.

– Хаггедцы снова решили в чужом дворе поднасрать. Чего тут еще не понятно?

– А что там делала женщина?

– Там была женщина?

– Да.

Лефгер почесал за ухом.

– Ну а зачем в лагере держат баб?

Модвин не хотел сейчас об этом рассуждать и, если честно, думать о чем-то в принципе.

Он погрузился в тревожную полудрему и очнулся только от звонкого стука копыт по деревянному мосту через ров. Чересчур взволнованный Мартин Венжега возник перед ним во дворе и, хлопая себя ладонью в грудь, несколько раз извинился за свою Вильму и ее «сраные обереги». Присутствовавший там же Бальд из Нагоски почему-то ухмылялся, принимая у Модвина оружие.

Даже Ортрун вышла встретить его, как обычно встречала гетмана. Она, кажется, порывалась Модвина обнять, но ее опередил уже в сопли пьяный господин Настас.

– Я поздравляю! – орал Хорева, и изо рта у него брызгала пахучая слюна. – Поздравляю, господин Фретка! Так им, сволочам! Я горжусь дружбой с вами! Я вами…

Модвин увернулся от очередного объятия и незаметно подтолкнул Настаса в заботливые руки его провожатого. Ортрун усмехнулась и больно ударила Модвина по плечу.

– Стмелик сказал, ты лихо разорил паучье гнездо. Неплохо для начала, – сдержанно похвалила она и, не получив ответа, как будто бы забеспокоилась. – Что тебя гнетет?

– Мне не нравится этот Хорева, – решительно заявил Модвин, глядя вслед удаляющемуся на нетвердых ногах Настасу. – Зачем он тебе нужен?

– Для