— Три импульса, принял. Но имей в виду… Перехватят на заставе, мы же рядом с ними совсем.

— Это понятно… Давай запускай. — настаивает Саблин.

И тут же Карасёв докладывает:

— Передача прошла.

— Принял, — отвечает Саблин, и больше ничего не говорит. Лодка не спеша идёт вдоль чёрного берега. Ночь на Реке. Только чуть слышно урчат моторы на малых оборотах, гудит мошка́да время от времени слышатся всплески воды. И лишь минуты через три Саблин спрашивает:

— Мирон, а дрон-то тут ещё?

— Да куда он денется… Вон, болтается… Тысяча двести метров на север от нас. Следят.

«Следят, — и Саблин почему-то теперь уверен, что дрон этот запустили с заставы. А зачем армейским это делать? Не иначе как по чьей-то убедительной просьбе. — Ладно, отойдём километров на тридцать, придётся им птицу свою приземлить. В самом деле, ну не пошлют же они за нами лодку с оператором».

И опять тянутся и тянутся минуты. Саблин понимает, что его товарищей беспокоит этот дрон. Особенно радиста. И поэтому говорит:

— Денис, прибавь малость и держи так же у берега.

— Есть прибавить и держать у берега.

Лодка пошла быстрее и шла так минут десять, но ответа на радиограмму не было.

— Мирон, дай-ка ещё разок.

— Понял, — отвечает Карасёв и нажимает одну кнопку на рации.

И снова тянутся минуты. Все молчат. И Мирон, и Денис не знают, что и кому отправляет прапорщик, но понимают, что сейчас происходит что-то важное. Вот только ничего так и не произошло. Десять минут минуло, как в эфир ушла вторая радиограмма.

И Саблин вспоминает: «… подойдёте к Енисею — дадите код в эфир, вас по нему опознают и назначат место встречи».

«Мы уже почти сутки по Енисею идём к точке, неужели раньше надо было сигнал подать?».

И тут Карасёв оживился, зашевелился у рации и сообщает:

— Аким, радиограмма. Есть приём.

— Что там? — Саблин тут же перелазит через ящики и садится рядом с радистом.

— Канал сто шесть девяносто семь, частота четыреста двадцать МГ, — бубнит радист, фиксируя частоту на будущее.

— Ну, пишут-то что? Показывай.

Но Саблин был разочарован: радиограмма была сплошь из каких-то закорючек. Он переводит взгляд на радиста:

— Не декодируется, что ли?

— Нет, — отвечает тот, — стандартные декодеры, что «зашиты» в рацию, этот код не читают.

Вот так вот. Вот и прокатились по Енисею. Три дня в одну сторону ехали, и что? Всё зря, что ли?

Саблин выругался:

— Ядрёный ёрш! Вот зараза, а…

Ну как так… Как он сам-то об этом не подумал? Ведь нужно было сразу, сразу сообразить, понять — раз дело тайное, значит, Савченко должен был иметь свой код. Свой декодер. И Пивоваровы тут не при чём, какой с них спрос, они же медики. Откуда им про все такие тонкости знать?

А тут его Денис и окликнул:

— Аким?

— Ну? — чуть раздражённо спрашивает он.

— Рогоз — протока справа, кажись… — докладывает Калмыков.

Саблин отрывается от дисплея рации, встаёт и смотрит на правый берег Реки. Там действительно камни отвесные, как будто расступились, и начинается рогоз. Он сначала пучками, а потом и сплошной стеной уходит вглубь берега.

«Может, и вправду протока… Похоже… По карте тут где-то должна быть. Едва не прозевал… Вовремя Денис её заметил…».

— Давай-ка, Денис, посмотрим… Держи туда.

— Принято, — отзывается рулевой. И не спеша разворачивает лодку к первым пучкам рогоза.

Глава 5

Саблин же снова присаживается к рации. Он не знает, что ему делать. А ведь и Карасёв, и Калмыков на руле ждут от него чего-то. Он должен либо что-то сделать, либо объяснить им, рассказать, какие у него планы. Может, им стоит повернуть лодку да поехать назад…

— По какому каналу пришло сообщение? — наконец интересуется прапорщик.

— Так вот, зафиксировал частоту и канал, — Карасёв «пальцем» перчатки тычет в экран: «сто шесть девяносто семь, частота четыреста двадцать».

— Давай на этой частоте: «Декодер утрачен. Что делать?» — радист быстро набирает текст. А Саблин продолжает: — И тот личный номер, что сначала я тебе давал, в конце сообщения набери.

И снова они отправляют радиоимпульс в эфир. А лодка тем временем уже зашла в плотную прибрежную ряску, и Калмыкову приходится добавлять оборотов, чтобы идти по этой растительной каше.

Аким смотрит на всё это и предполагает:

— Слушай, Денис, может, это затон какой?

— Не, не… — уверенно отвечает Калмыков. — Течение есть, как раз против нас… Вишь, сколько травы сверху нагнало?

«Течение…Ну слава Богу. Значит, не проскочили. Спасибо Денису, что заметил. Ну, хоть что-то хорошее».

Они оглядываются, рассматривая окружающую их растительность при помощи ПНВ, и тут как раз заскрежетал баклан. Резко, противно заскрежетал… где-то… где-то недалеко. Но ему никто из сородичей не ответил. Если он один, то не страшно, не рискнёт напасть. Тупая тварь… Не такая уж и тупая… Людям в броне он, конечно, не опасен, но Аким на всякий случай снял дробовик с предохранителя. И снова уставился в монитор рации. А там ничего. И тогда он говорит:

— Мирон, давай-ка то же сообщение — ещё раз.

Тот выполняет команду. А потом они молча движутся несколько минут. И когда Саблину кажется, что ему не ответят, маленький зелёный светодиод вспыхивает: есть приём.

— Ну, — торопит прапорщик радиста. Чего копаешься, текст-то не кодированный. — Что там?

И тот чуть отодвигается, чтобы дать Акиму увидеть экран рации: на, мол, сам смотри. И Саблин, придвинувшись, читает:

«Что вам нужно?».

Действительно, а что ему нужно? Сказать им,