Он включает миноискатель и на пологом спуске к воде, одну за другой, сразу находит две мины. И говорит Кулькову:

— Николай, ты там поосторожнее.

— Нашёл мины? –догадывается тот.

— Есть малость, на берегу…

— Принято, — откликается Кульков. — А я ключи найти не могу никак. Ладно, мертвяков обыщу.

— Давай, — заканчивает прапорщик и тут же находит ещё одну мину у самой воды. Извлекать их Аким не стал: опасно; Бог их знает, как и когда установлены.

«Они тут всерьёз воевать собирались… Мины, ДЗОТ неплохой, — он остановился у воды. — А в воде вот тут ещё и фугас на вибрацию винта выставлен».

— Аким, — снова говорит Карасёв. — Сигнал… ну… метров пятнадцать от тебя.

— Я на берегу стою, — замечает Саблин. И тут же догадывается. Метров в двадцати от него из ряски поднимается тонкий ствол дерева шести или семи стеров в высоту. Листва-ветошь спускается с веток… Но прапорщик, увеличивая зум камер, начинает оглядывать дерево и… поднимает дробовик, прицеливается…

Бах-х…

— Чего там? — сразу настораживается Кульков.

— Камера.

— Всё — этого сигнала нет, — сообщает радист.

— Хорошо стояла, весь остров с юга просматривала… Мирон, а что, могла она на Хулимсунт изображение предавать?

— Да ну… нет, конечно; у неё мощности, как у нашего СПВ… Может, метров на двести передатчика хватало, до рации, а вот с рации уже картинка запросто могла до Хулимсунта долетать. Удобно им это было…

— Рацию мы им разбили, — замечает Кульков.

— Ну, значит, всё, — резюмирует радист, — а вот пока не разбили, они нас, может, даже и видели. И на здании, где Николай бродит, там вторая ещё работает.

«Значит, видели, — удовлетворённо думает Аким. — Если идти не по тине, а по руслам… Часа четыре… может, даже и меньше. Если решатся, значит, уже грузятся люди Глаза в лодки… Эх… хоть бы так и было!».

— Сейчас найду, — обещает Кульков. — Говори, где, Мирон.

— Попробуй не ломать её. Заберём, — распоряжается Аким — вещь-то ценная, — и после идёт проверить спуск к мостушкам.

Вторая камера оказалась расположена на углу здания, и пока Кульков ходил в первое задние за лестницей, пока снимал камеру, Саблин прошёлся по берегу до мостушек, где мин не обнаружил, потом пошёл по западной стороне островка. Но мин больше нигде не было. Так он добрался до мусорки, до того места, где они с Николаем выбрались из воды на сушу. Тут тоже нигде мин не было. Но именно там он нашёл то, что в бою не заметил, пробежав мимо. То был труп первого убитого ими, того, кого, по сути случайно, сразила пулемётная пуля. Денис бил не прицельно, на звук винтовки, через рогоз, но этот человек своё получил.

Человек.

Саблин подошёл к нему: ни брони, ни даже КХЗ… Даже респиратора с очками на нём не было. Плохая пластиковая одежда, плохая обувь. Только старенькая «тэшка» рядом да подсумок с магазинами в двух шагах. Но это было не всё, что удивило Акима. Волос на голове человека не было вообще, а кожа была коричневого цвета. Морщинистая на горле, как у старухи, и абсолютно гладкая на черепе. Голова запрокинута, рот его, без намёка на губы, был широко открыт, и там Саблин не увидел ни единого зуба. Он лежал в огромном чёрном пятне вытекшей крови; судя по всему, умер быстро. Двенадцатимиллиметровая пуля ударила его в стык предплечья и ключицы, оторвала левую руку и размочалила грудную клетку слева.

— Чего ты там, Аким? — Кульков шёл к нему.

— А ты видал его? — в свою очередь интересуется прапорщик.

— Мельком, — говорит Николай и, подходя ближе, добавляет: — О-о… так это ж переделанный. А те двое в доме были людьми… — он явно удивлён. — Хрен поймёшь, что тут у них творится.

— Это беглый переделанный. Здесь их называют бракованными, — уточняет Саблин.

— А-а… — понимает Кульков, продолжая рассматривать мертвеца. — Не солдат, не нюхач… Вообще не пойми кто…

— На техника смахивает, — Саблин присаживается на колено и, стараясь не испачкать перчатку в кровь, начинает обшаривать карманы мертвеца. И выбрасывает из них всякое… Кусок кукурузного сухаря… «Как он его грыз-то, без зубов-то?». Маленькую пластиковую фляжку — с водкой, кажется. Баночку с какими-то таблетками, моток проволоки и наконец… связку с двумя ключами. Он протягивает ключи Кулькову:

— Может, от замка?

— Похоже, что от него, — Николай забирает ключи и идёт к зданию.

Глава 39

Да, ключ подходит к замку, и казаки заходят в помещение второго здания. Лампочка здесь тусклая, едва-едва даёт свет, хотя тут же, за стеной, вовсю тарахтит генератор. А в комнате люди — две женщины, одна уже немолодая, один худой мужчина, судя по лицу наполовину китаец, и ещё один китаец, который не встаёт, как все, когда казаки заходят в помещение, а ещё женщина лет тридцати пяти и трое детей; у всех на лицах тряпки, видно вместо респираторов, — кроме худого.

— Вы казаки, да? — спрашивает молодая женщина. — А мы думали, что вы армия. Вы за нами пришли?

— За вами, за вами, — сразу успокаивает её Кульков. Он опередил Саблина. И тут же он спрашивает у неё: — А чего вы тут делаете?

— Ну, нам сказали… Главный бандит сказал, что нам здесь пожить придётся…

И тут заговорила старая весьма мрачно:

— Ждём купцов, когда за нами приедут. Когда нас на переделку отвезут. А эти нас кормят, чтобы не померли… За мёртвых платят мало… Вот и жили мы тут, да вы приехали…

— Хреноватое у вас тут жилище, — замечает Кульков, вертя шлемом. Саблин тоже оглядывает помещение.