Глоди аккуратно спустился, следом за ним отправился Бьерн, затем ещё люди, и ещё. Монашек внимательно наблюдал за нами.

— Ты не пойдёшь проверять? — спросил он, когда все сверы успели спуститься.

— Нет, там и так многовато людей на один тайный ход.

— Жаль. Но я-то теперь могу идти? Хочу проведать отца Оллу.

— Иди.

Он направился к выходу, а я принялся сторожить проход. Лишь пару мгновений позже не увидел — скорее почувствовал движение воздуха за спиной. Что-то укололо меня в бок — тело отозвалось острой болью.

Нож.

Я попробовал схватить монашка за руку, но поганец выскользнул и попытался столкнуть меня в яму. Промахнулся. Приложив руку к раненому боку, я потянулся за топором.

Глава 30

Мальчонка оказался быстр, как злой дух. Я едва успел снять топор с петли, а он уже вновь ударил. На этот раз я был готов — увернулся, и лезвие небольшого ножа лишь полоснуло рукав моей рубахи.

Воспользовавшись тем, что я отскочил, Кутберт с грохотом захлопнул крышку лаза. Пока я мешкал и возился с застрявшим в петле топором, монашек водрузил на люк какой-то бочонок. Шустрый, зараза.

А ты, Хинрик, чурбан неотёсанный. Нужно всё же было надеть кольчугу. Пусть она тяжёлая и непривычная, но защитила бы от дырки в боку. Я-то понадеялся, что в церкви не придётся драться, и решил повременить с облачением. И это я ох как зря.

Кровь текла слабым ручейком, но я ещё держался на ногах. Этому монаху нужно придумать что-то посерьёзнее, чтобы отправить меня к праотцам.

Кутберт отступил на шаг, упёрся спиной в стену и задел масляный светильник, который успел зажечь, когда мои люди начали спускаться в проход.

— Зря ты не полез с ними, — прошипел монашек. — Теперь придётся тратить время на тебя.

Благообразное юношеское лицо Кутберта исказилось гримасой ненависти. Этот парень не просто ненавидел меня и всех сверов — он жаждал боя, и желал этого так истово, что я смутился. На моё счастье, убийца из него вышел довольно неумелый, хотя и чрезмерно прыткий для монаха. Странноватую же он выбрал службу с такими-то талантами.

Я улыбнулся.

— Мне известно, что этот ход завален со стороны Омрика. Твой обман бы не удался. Ты, Кутберт, небось, думал, что заманишь нас вниз, пообещаешь свободный ход до самой крепости, а мы, позабыв обо всём, рванём туда и позволим тебе запереть или вовсе завалить лаз. Но вот незадача — ты ошибся.

Монах крепче перехватил рукоять ножа.

— Если вы знали, что ход никуда не ведёт, то зачем он вам? — дрожащим голосом спросил он.

— Всему можно найти применение. — Я вскинул топор. — Но сейчас, братец Кутберт, меня куда больше заботит то, что свою часть уговора ты не выполнил. Лаз, конечно, показал. Но попытался нас обмануть. Я этого не люблю.

Кутберт метнул на меня свирепый взгляд и зарычал, точно загнанный волк, когда я двинулся на него. Всё он понимал — не было у него шансов против меня. Монашек был шустер и проворен, но он не был воином. Я видел, как дрожали его руки, выдавая страх. Видел этот ужас в глазах, хотя он пытался спрятать его за ненавистью и презрением к язычникам. И всё же он не отступил. То ли безумец, то ли…

Со стороны подземного хода начали стучать. Крышка оказалась тяжёлой, и воины не могли выбраться из-под придавленного бочонком лаза.

— Лучше умереть, сражаясь за милостивого бога и воскреснуть в Назначенный час, чем служить зверью вроде тебя! — прошипел Кутберт, издал воинственный клич, и бросился на меня.

Дурак.

Ну хотел же по-хорошему. Как всегда, у богов были свои планы, а мои желания ни во что не ставились. Кутберт занёс нож, полностью открыв защищённую одной лишь рясой грудь. Я перехватил топор так, чтобы размах получился пошире, и ударил на уровне пояса. Железо с неприятным то ли чавканьем, то ли хрустом вонзилось монашку в живот. Парень замер, выронил нож, и спустя пару мгновений уже лежал на земляном полу.

— Ну зачем ты это сделал, а? — Я присел на корточки возле юноши. — Я ведь и правда не хотел тебя убивать, Кутберт.

— Я… Я погиб за веру… Стану мучеником…

— Твой бог требует, чтобы вы умирали за него? — удивился я. — Такие жертвы вы ему приносите? Но ради чего? Чем он вас вознаграждает?

Кутберт слабо улыбнулся.

— Вы тоже гибнете за своих богов.

— Мы живём ради них. Нет лучшего служения богам, чем достойная жизнь. Богам не нужны наши смерти, им нужны наши жизни. Они берут нашу кровь, но жизни отнимают редко. Только в особых случаях.

Монашек мотнул головой.

— Ты нас не поймёшь… Никогда не поймёшь. Я… Я вознесусь.

— Возможно, — пожал плечами я. — Выходит, ты использовал меня, чтобы умереть. А мог жить, помогать людям и славить его имя. Едва ли твой бог это одобрит.

Кутберт тихо рассмеялся, дёрнулся пару раз и снова оскалился, обнажив кровавые зубы.

— Зато он одобрит то, как будет гореть ваша ведьма на рассвете, — прохрипел он и выплюнул сгусток крови мне в лицо. — Черновласку вашу поймали. Схватили, когда донесли, что она шпионила. В ней сам бес! Вы можете попробовать взять Омрик, но её вам всё равно не спасти. Казнь состоится на рассвете… В последний день празднеств…

Неужели он говорил про Гуллу? Дерьмо!

Он закатил глаза, кровь из него выходила стремительно, но смерть обещала быть мучительной. Отчего-то монашека это не беспокоило. Наоборот, он словно упивался своими страданиями.

Я принялся трясти Кутберта за плечи.

— Как её имя? — кричал я, продолжая трясти его за плечи. — Имя ведьмы!

— Имя ей дьявол, и к бесам она отправится. Прямиком в ад… Где ей… и место.

Монах уронил голову и провалился в забытье.

— Проклятье.

На нетвёрдых ногах я кое-как поднялся, вытер топор о рясу Кутберта и откатил бочонок. По запаху понял, что в нём хранили смолу. Здесь таких было несколько. Не сразу я понял, насколько удачной для моего плана оказалась эта находка. Разум оцепенел от новостей о Гулле.

Потянув на себя кольцо, я наконец-то выпустил своих товарищей.

— Что здесь творилось? — спросил было Глоди Младший, но, увидев монаха с распоротым брюхом, смачно плюнул на труп. — Рад, что ты передумал, Хинрик. Служки спирали заслуживают лишь смерти.

Препираться с Глоди и поучать убийц милосердию времени не было.

— Вы осмотрели ход? — спросил я, подкатывая бочонки со смолой ближе к лазу.

— Ага. Ушли не то чтобы совсем далеко,