— Чистюля попался в донный капкан!

— Без воздуха? — начальница так сжала пальцы, что я вздрогнул от боли.

— Нет, с “воздушкой”. — Я освободился из ее хватки и отступил на шаг. — Жаб приказал взять тебя и плыть к катеру. Он в шестидесяти метрах от берега.

— А капкан-то где?

— Там же. И не один. Такое ощущение, что кто-то нарочно засеял икру.

— Барракуда! — в глазах Рипли мелькнул живой огонек. — И Жаб там?

— Да. С Долговязым.

Она оттолкнула меня и первой покинула ресторанчик. Я выскочил следом, и мы помчались в сторону эллинга, за которым покачивался на волнах катер. Рипли на ходу сбросила рубашку, оставшись в майке, а у кромки прибоя выскользнула из брюк. Мы бросились в воду и поплыли к катеру. Просто поразительно, с какой легкостью она меня обогнала — не жалея сил, она шла баттерфляем, чем-то напоминая выпрыгивающую из воды касатку. Когда я взобрался на борт, она уже заканчивала помогать Долговязому влезть в допотопный скафандр.

— Есть еще аппарат? — возбужденно спросила она.

— Да, — еле справляясь с одышкой, ответил я. — Только без картриджа.

“Картриджей навалом”, — знаками показал Долговязый, сжимая зубами загубник.

Он плюхнулся в воду, а Рипли повернулась ко мне.

— Где аппарат?

— Я его бросил на берегу. Вон, маска блестит.

— Давай возьмем, — посмотрела она на Жаба.

Тот кивнул и подал знак Молчунье. Катер развернулся почти на месте, описал дугу и остановился так близко к камням, насколько позволяла глубина. Рипли прыгнула с борта, прошла под водой и вынырнула у самого берега. Она быстро облачилась в костюм, вогнала картридж в гнездо и черной тенью скользнула вдоль дна.

Молчунья без спешки вернула катер на исходную позицию, и почти сразу у кормы показалась голова Долговязого. Он выплюнул загубник и сказал, не снимая маску:

— Никогда не видел столько капканов! — Голос его звучал гнусаво из-за зажатого носа. — Ступить некуда! Надо расчистить хоть немного, иначе я не смогу работать.

— Надо оглядеться, — нахмурился Жаб, отсоединяя от планшета портативную видеокамеру. — Закрепи где-нибудь, я хочу посмотреть вблизи, как там все.

Долговязый взял камеру и пристроил зажим на край маски.

— Есть картинка? — спросил он.

— Норма, — ответил Жаб, глядя на монитор планшета.

Я не удержался и бросил взгляд через плечо командира. На экране виднелся наш катер и мы сами со стороны Долговязого. Мне захотелось махнуть рукой, но я удержался.

Долговязый нырнул, и картинка на экране сменилась — теперь видно было застрявшего Паса и кружащую рядом Рипли. Они быстро приближались по мере погружения Долговязого. Отставник описал круг, показывая нам обстановку. Иногда он нарочно молотил ластами, чтобы заставить колыхаться траву — тогда мы видели притаившиеся между бурыми стеблями капканы.

— Взорвать бы их к дьяволу, — шепнул Жаб.

Но пока Пас внизу, никто ничего взрывать не будет, это понятно.

— Поработаешь курьером, — взводный повернулся ко мне. — Твоя задача заключается в том, чтобы нырять как можно глубже и передавать мои донесения и ответы на них. Доступно?

— Так точно, — без особой радости ответил я.

— Тогда скажи Долговязому, чтобы начинал расчистку самостоятельно. Ему не впервой, пусть не ленится.

Я вздохнул, залез на край борта и прыгнул в воду, утянув с собой вихрик крохотных пузырьков. В несколько мощных гребков я углубился метров на семь, уши неприятно сдавило. Долговязый, завидев меня, устремился навстречу, и я уцепился за его пояс, чтобы не всплывать без усилий.

“Жаб дал добро на расчистку, — показал я свободной рукой. — Приказал справляться самому”.

Долговязый кивнул и изобразил: “Сбрось с катера пару картриджей. Чистюля сам не смог перезарядиться”.

Так я и думал! Без двух рук сменить картридж — дело немыслимое. Но как же надо было дышать, чтобы растянуть воздух на такое количество времени?! Меня словно ледяным течением окатило. Я разжал пальцы и поспешно заработал всем телом, поскольку легкие уже заныли от недостатка воздуха. Вынырнув, я отдышался и взобрался на борт.

— Нужно сбросить картриджи, — доложил я Жабу.

— Держи. — Он протянул мне две банки.

Я наклонился через борт, постучал по днищу, привлекая внимание, и опустил картриджи в воду. Они камнем ушли на дно. Едва они окончательно скрылись из виду, я поспешил к Жабу, чтобы не пропустить начало спасательной операции. Мне хотелось собственными глазами увидеть, как пропойца Долговязый будет справляться с донным капканом.

Изображение на планшете было очень четким — капкан крупным планом и зажатая в нем рука Паса. Затем Долговязый чуть отодвинулся, и мы увидели, как Рипли пытается сменить картридж у Паса. Она пробовала выбить пустую банку, но та уперлась и не желала покидать гнездо.

“Заклинило”, — показала Рипли.

Долговязый тоже предпринял попытку, но на мониторе уже было видно, что Пас, загоняя картридж, погнул иглу клапана. Это в современных аппаратах все подогнано с ювелирной точностью, а у этих старичков

надо учитывать люфты, перекосы и прочие довоенные недоработки. Короче, картридж заклинило.

— Барракуда! — прошипел Жаб, грохнув кулаком в переборку.

Рипли первой сообразила, что нужно делать — она выдернула у Паса загубник и сунула ему свой, задержав дыхание. Долговязый понял важность каждой минуты и начал обезвреживать ближайший капкан, освобождая себе небольшой рабочий участок. Его методика подтверждала верность изречения о простоте гениального — он достал из сумки телескопический тефлоновый щуп, ткнул им в чувствительные усы капкана, а когда тот захлопнулся, надел ему на челюсти специальную скобку, чтобы тварь не раскрыла их, когда поймет, что добыча ускользнула. Затем отставник осторожно потянул скользкий щуп из хитиновых челюстей, и в тот же миг изображение на мониторе пропало.

— Что за черт? — Жаб хлопнул по планшету, словно тот мог вновь заработать от оплеухи.

Молчунья испуганно округлила глаза и показала на пальцах всего один жест — “взрыв”. Странно, что она, глухая, различила то, чего не смогли услышать мы с Жабом. Возможно, ее чувствительность к вибрации корпуса катера оказалась больше нашей. Через секунду мы увидели поднявшуюся к поверхности гирлянду пузырей, но это только прибавило всеобщей растерянности — никто из нас не знал, что там могло взорваться и какой урон теперь ожидать от этого взрыва.

— Граммов десять в нитрожировом эквиваленте, — на глазок определил Жаб силу взрыва.

Для мины это была ничтожная мощность. Оставалось одно — капкан. Но