Дальше мы пили молча, погрузившись в свои мысли. Я обдумывал свою экипировку, размышляя о том, стоит ли одевать телогрейку и брать ли с собой все имеющиеся личные запасы продуктов? Допив чай, мы с Петренко тепло попрощались, и я занялся подготовкой снаряжения, решив, что из еды надо взять лишь пару пачек галет, да отрезать шмат сала. Нам ведь должны будут выдать достаточно продовольствия. Лучше по максимуму боеприпасами нагружусь, а телогрейку суну в вещмешок — при движении в ней будет жарко, но если придется ночевать в полевых условиях, то она очень даже может пригодиться. Закончив нехитрые приготовления к боевому выходу — у меня ведь, по большому счету, и так всё было давно готово, я завалился спать под сверлящую мысль о том, что винтовка так мною и не пристреляна.

Глава 25

На следующее утро, проснувшись без двадцати семь, я умылся, натянул на себя всю одежду и снаряжение, взял «мосинку» и собранный ещё с вечера вещмешок, а затем вместе с санитаром Гришей Шишкиным, который, как оказалось, тоже был прикомандирован на время боевого выхода к первому взводу, ровно к семи часам прибыл к штабу. Встретивший нас лейтенант Бондаренко, придирчиво осмотрев мой внешний вид, приказал получить у полевой кухни завтрак, принять пищу во взводной избе, и идти на склад для получения довольствия, а я доложил ему о том, что винтовка у меня так и не пристреляна, на что получил ответ, что рядом с городом шум выстрелов может повлечь подъём по тревоге расположенных там частей, так что надо отойти подальше.

Позавтракав в соответствии с распоряжением командира в тесной избе первого взвода, мы с Гришей и другими бойцами уже через двадцать минут прибыли на склад, где под присмотром находившегося здесь Бондаренко, нами занялся Петрович, выдавший каждому сухпай на два дня, три гранаты РГД-33 и положенное количество патронов, здесь сославшись на снайперскую специальность, я смог выбить у старшины добавки и теперь с учётом боеприпасов, полученных ещё в Горьком, у меня теперь было двести тридцать патронов — не бог весть что, конечно, однако Калинин обнадежил, сообщив, что дополнительные боезапас с продуктами уложены ещё и на волокуши, которые мы также потащим с собой.

Когда я, покинув склад, посмотрел на часы, было уже без четверти восемь, и мне пришлось ещё пятнадцать минут топтаться на улице в обществе замкомвзвода Тошбоева, ожидая построение и поёживаясь от забравшегося под одежду стылого ветра, в то время как бойцы заканчивали затариваться на складе. Тошбоев за это время успел рассказать про нашу задачу — пройти по лесам около двадцати километров в восточном направлении, в конечной точке оборудовать кордон, а затем, опираясь на него, приступить к патрулированию дальних тылов армейских частей, воюющих к северу от нас. Ну теперь хоть немного понятно, куда и зачем нас посылают отцы-командиры. Как-то спокойнее на душе стало… А ведь как все хорошо начиналось… Курва! И в животе всё заледенело, стоило лишь представить предстоящие будни в холодных финских лесах. Пся крев! Я в городе хочу остаться, в теплой избе и с финской баней!

Однако долго пребывать в пессимистической меланхолии у меня не получилось, так как прозвучала команда:

— Рота в четыре шеренги становись! — и я поспешил занять место на правом фланге взвода за спиной Тошбоева.

Потом, по обыкновению, выступил комиссар, в очередной раз успешно заклеймив агрессивных наймитов мирового империализма. А по окончании его короткой, но пафосной речи, Волков вызвал из строя Бондаренко, который громким, хорошо поставленным командирским голосом доложил:

— Первый взвод в составе сорока четырех бойцов и младших командиров, включая прикомандированных снайпера и санитара, к выполнению боевой задачи готов!

После чего, выслушав доклад, командир роты отдал команду:

— Приказываю заступить на охрану тылов фронтовых частей Красной Армии! При выполнении задачи неукоснительно соблюдать требования Уставов!

Затем, по команде Бондаренко, взвод повернулся направо и направился на восток, в сторону соснового бора, расположенного за околицей финского городка. Далее, дойдя до опушки, мы, следуя приказам командира, встали на лыжи и тремя походными колоннами, углубились в пока ещё темный предрассветный лес. Как и на вчерашних тренировках, при движении мне было отведено место в середине центральной колонны, впереди меня скользило первое отделение, а сзади двигалось четвертое, в котором каждый боец тащил за собой волокушу с грузом. Шли не спеша, в удобном для меня темпе, останавливаясь каждые два-три километра для выравнивания строя, так как боковые отделения умудрялись то забежать вперёд, то отстать, то уйти в сторону за пределы видимости.

Сосновый бор, по причине почти полного отсутствия подлеска и больших расстояний между деревьями, наверное, более других лесов подходит для лыжных прогулок, и именно по таким местам я любил пробежаться на лыжах в выходной день ТАМ, когда ещё жил в Тюмени. Пара часов физических нагрузок на морозном, пахнущем хвоей воздухе, доставляли мне тогда немалое удовольствие, в значительной степени благодаря тому, что я знал — вскоре вернусь в теплую квартиру, где сидя в глубоком кресле отхлебну ароматного кофе из синей с золотой каймой фарфоровой чашечки.

Здесь же ближайшие перспективы были куда печальнее — до упора тащиться с грузом за плечами, а потом ещё и заниматься обустройством кордона. И это в лучшем случае — если на финских диверсантов не нарвемся. Часа через два, когда солнце, уже окончательно оторвалось от горизонта, сосновый бор закончился и мы вышли к заснеженному, редко поросшему чахлыми деревцами болоту. Тут Бондаренко поменял тягловую силу, поручив тащить волокуши третьему отделению и отправив четвертое на правый фланг. Затем, выставив вокруг три парных поста, построил взвод и проинструктировал:

— Болота зимой обычно не промерзают, однако на лыжах пройти можно. Нельзя падать и снимать лыжи. Передовой дозор двигается по одному, с дистанцией пять метров между бойцами, если на лыжне замечено проступание воды, нужно искать обходной путь, — закончив инструктаж, командир выкрикнул мою фамилию, — Ковалев!

Я!

Давай пристреливай винтовку и идём дальше!

Есть!

Получив приказ, я отъехал вдоль болота на триста метров, и, выбрав широкую сосну, ножом вырезал в коре углубление диаметром пять сантиметров, в которое вложил снег и утрамбовал его ладонью. Получилась мишень, хорошо заметная издалека, вполне достаточная для пристрелки. Затем, отойдя на сто метров, два раза выстрелил из лежачего положения. Вернувшись к мишени, я с удовлетворением осмотрел следы от точных попаданий, расположенные в сантиметре друг от друга. Продолжив пристрелку с трехсот метров,