Итак. Понедельник.

Выйдя из душа, я встретил Зайку в своей комнате…

* * *

В то же время. Деревушка на границе Российской и Китайской Империи.

Старик почти всегда ходил в шортах и гавайской рубашке. По какой-то причине он очень их любил. Это была одна из его странностей и выделяющихся черт, можно сказать его фишка.

Потому и сейчас, несмотря на зиму, Лонгвей шагал по деревне в абсолютно неподобающем для холода виде. Впрочем, холод его уже давно не беспокоил.

— Старшой, вы чего так разодеты⁈ — крикнул ему молодой китайский паренёк из окна деревенского дома, — Вам дать одежды⁈

— О, нет, нет, спасибо, — улыбнулся пожилой азиат, полуприкрытыми глазами смотря в землю, — Скажи, юноша, на вас недавно нападали?

— Ну да-а, было дело, — вздыхает он, — Сумасшедшие какие-то из тёмных сект. Несколько наших погибло… до сих пор некоторые горюют. Тяжёлый день тогда был…

— Печально слышать… — Лонгвей перестал улыбаться, — И как справились? Тёмные секты нынче усилились — с такими-то соседями и магией их Императора.

— Так помогли. В час нужды пришли, спасли, и ничего не потребовали.

— И кто же?..

— Ну так…

И юноша кивает в центр деревни. Лонгвей кивает в благодарность и шагает вперёд.

Была зима. Солнечно. Тепло. Погода стояла такая, какую ты всегда вспоминаешь о счастливых зимних деньках в детстве, когда несмотря на снег ты мог играть до самого вечера, не беспокоясь о морозе.

Но вместо детских игр здесь всюду слышались удары молотка, скрежет пилы, и взрослые речи, что, куда и как ставить. И стоило выйти в центр деревни, как Лонгвей всё сразу понял.

Жители строили святилище.

Деревянное святилище с рогатым деревянным черепом, окружённый красивыми цветами и оккультным символом остроконечной звезды, лучи которой были разной длины.

— Значит правда… — вздохнул он, — Начинается. Снова.

— Не нравится как выглядит? — подошёл коренастый здоровый мужик, складывая руки на груди, — А по мне неплохо — мы известны умелыми мастерами.

— И вы довольны своим решением? Начать поклоняться самозванцу, делая из него бога? — без какой-либо злости спрашивает старик, как всегда держа руку на невидимых ножнах.

— А что плохого в обычной вере? Вера — это сильное оружие, вера — это лучший друг. Вера — закрыла разлом тысячу лет назад, запечатав Люцифера. Не слышали о таком?

— А ещё вера рождает богов. Ложных идолов.

— Боги могут быть хорошими, — пожимает плечами старейшина.

— Наличие бога — доказательство, что люди снова на ступень ниже! — голос Лонгвея зазвенел сталью, — Я не понимаю… я просто не могу понять, почему мы должны собственноручно порождать тех, кто будет нами править! Зверь вычистил всю эту заразу. Для чего? Чтобы мы снова нацепили кандалы? Простите, я правда не могу понять, — хмурится он, — Почему… почему все так повально сами же творят себе идола?

— Не все хотят равняться на богов, — продолжал спорить мужчина, смотря как воздвигают ещё один остроконечный луч, — Некоторые просто хотят счастливо жить, без этой вечной кровавой гонки. Разве мы этого не достойны? Хорошие боги защищают и оберегают. Мы согласны.

— Вы достойны быть на вершине цепи! Люди сами защитят друг друга, без всяких…

— А где были люди… когда под завалами… сгорала дочь?.., — прорычал старейшина, медленно поворачиваясь на старика, — Почему её спасли не твои хвалённые люди, а огромное чудовище⁈ Где ТЫ был со своей силой разрезать целую гору, м, Архонт⁈

И Лонгвей медленно повёл головой. Это была скорее психологическая реакция, нежели необходимость реально посмотреть на собеседника — Лонгвей и так видит всё вокруг, ему даже не нужно открывать глаза.

— Значит, кто-то всё же меня запомнил, — хмыкает он, — Я не могу быть везде, друг, прости.

— А бог — везде, где его верующие, — с огромной злобой цедил старейшина деревни, — Я прекрасно понимаю, что перед нами был не бог. Я прекрасно знаю, что боги бывают рукотворны. Мы здесь не идиоты! Но мы хотим жить, не хотим воевать, не хотим хоронить детей из-за поехавших сектантов! Если для этого придётся породить бога… значит мы породим бога! — отворачивается он, смотря на святилище, — Если им станет Король Чудовищ, защитивший людей и проявивший справедливость — значит пусть становится.

И старейшина начинает уходить, не поворачиваясь на пришедшего в одной лишь рубашке Архонта.

— Уж лучше так, чем ждать таких как ты. Пока Тактики вроде тебя бомбят друг друга по всему миру, обычных людей спасает сраный ребёнок в маске, — сплюнул он, — И после этого будешь читать нам лекции?

Лонгвей ничего не ответил. Он лишь молча наблюдал за уходящим злым отцом, к которому сразу же подбежала маленькая девчушка… с ужасающими ожогами на половину лица. Они уже заживали, и шрамы можно залатать — магия позволяет. Но сам факт…

Но главное, что девочка была жива.

Её спасли чудовища.

Лонгвей обращает магический взор на уже почти завершённое святилище. Он хмурится, когда выжидает пару секунд и замечает, что этому самому святилищу никто не молится, никто не поклоняется, при этом смотрят все с почтением и уважением.

Это была не та вера, где ты слепо веришь в идеал. Это вера, где ты просто ценишь и помнишь каждое деяние, по факту совершённое твоим идолом. И это даже не святилище, сколько… памятник.

Да, памятник герою и защитнику.

«Нет. Это точно не случайность», — развернулся Лонгвей, теперь уже уходя и отсюда, — «Он точно знает, как избегать Анафемы»

Теперь Лонгвей убедился точно.

Сколько бы люди ни твердили о «своём собственном решении», то, что они делают — навязано. Им как минимум намекнули, КАК именно они должны верить. Вот этот памятник, вот эта идеология «не создай идола, а просто благодари за деяния», вот эта уже актуальная благодарность… всё это спланировано и донесено.

Всё это — самый безопасный способ веры.

Теперь Лонгвей уверен точно — это не пришествие бога, а его спланированное создание. Под рогатой маской был человек. Человек, который посчитал, что может занять нишу на вершине. Человек, который посчитал, что достоин править всеми.

«Надо торопиться. Они знают, что делают», — и Лонгвей, взмахнув катаной, разрезал пространство.

* * *

От автора:

С горем, с пополамом, но чибики были доставлены! В прошлый раз возник баг АТ, что