И мы рванули дальше по тускло освещённому древесному тоннелю. Он ветвился, но дорогу я бы нашёл и один — по блестящим в свете лишайника кровавым отпечаткам на утоптанной тропинке.
По крайней мере, я находил бы путь до тех пор, пока они не исчезнут.
Судить о том, сколько тварей ворвалось сюда, было сложно. Но, судя по количеству следов — не меньше десятка.
Окружение было чертовски странным, мозгу к нему требовалось привыкнуть так же, как и к вечно маячащим в поле зрения громадам системных стен.
Месиво шипастых деревьев, составляющее стены и потолок тоннеля, давило, то и дело чудилось движение в области периферийного зрения. Но, стоило оглянуться — и я не видел никакой опасности. Разве что, пару раз замечал то каких-то мелких животных вроде белок, то крупных жуков. Один раз — сороконожку размером с доброго удава.
М-да, так себе место для жизни. Я, увидев сколопендру такого размера у себя дома, взялся бы за огнемёт.
А вот некромантовым зомби в этих тоннелях делать нечего, они сейчас устраивают резню в жилой части осколка. Пока что реальной опасности нет, это просто со мной шутит собственное сознание.
Разве что, нам могут встретиться сбежавшие коты.
Усиливали ощущение нереальности происходящего флюоресцирующие лишайник и чуть позже замеченные мною огромные древесные грибы. Я действительно чувствовал: мы больше не на Земле, а в осколке совершенно другого мира. Это одновременно и угнетало, и вызывало интерес.
Жаль, что у меня не будет возможности побродить здесь, спокойно осмотреться, поднять немного опыта с местной фауны. Даже со стрёмных сколопендр, как бы мерзко они не выглядели.
Но — нет.
Некромант похерил все планы. И чего ему в своём осколке не сиделось, спрашивается? Подослал к нам своих тварей, будто так и надо. А они тут мусорят, ведут себя некрасиво. Работу у нас отнимают, понимаешь…
Тоннель многократно ветвился, изгибался. Расходящиеся в стороны проходы иногда были крупными, а иногда — такими мелкими, что я бы там толком не протиснулся. Они даже для габаритов мийю маловаты.
Впрочем, Мила мне об этом тоже уже рассказывала.
В центре осколка у них поселение — не сильно большое, народу-то немного. Большую его часть при этом занимают не дома даже, а пресное озеро — маленькое, но чертовски глубокое — и посевы с растениями.
Под поселение в переплетении деревьев с большим трудом создан огромный зал, который содержат в порядке и регулярно вырубают наступающие деревья. Самые ходовые проходы тоже прочищают, а вот не такие важные порой зарастают, пока и до них не дойдёт очередь.
Большая часть дикой живности давно истреблена, остались самые мелкие и юркие животные, способные быстро спрятаться среди деревьев. Ну и, старательно разводятся животные домашние.
Коридоры и природные залы, как я понял, на деле разнообразнее. Есть тёмные сырые места с болотистой почвой, есть светлые и просторные, с разнообразной светящейся растительностью, цветами и местными видами ярких бабочек, светлячков и прочих букашек.
Осколок в разы меньше нашего. Оценить сложно, но вряд ли он больше километров пятнадцати в диаметре. То есть, до самого поселения нам бежать километров семь. Благо, с нашей прокачкой это совсем не сложно.
Стены и потолок осколка коты находили — там всё те же системные стены, за которыми не видно совершенно ничего. Хотя, ходят слухи — или, скорее уж, страшилки — о гигантских тёмных силуэтах. Мол, иногда можно разглядеть, как с другой стороны стремительно проносится что-то огромное — практически вплотную к стенам и совершенно беззвучно.
Мила об этом рассказывала дома, сидя на кровати. Старалась выглядеть непринуждённо, но было видно, что ей жутковато.
Забавно. Я тогда так и представил котят, что у костра рассказывают друг другу страшные истории про монстров за системной стеной, привидений и обязательно — чёрного мийю, который живёт в самых тёмных уголках леса и по ночам ворует детей.
Впрочем, концепцию дней и ночей, доставшуюся от предков, кошколюды уже почти забыли. В этом осколке такой роскоши попросту нет. Как тут растения без фотосинтеза живут, вообще слабо представляю. Может быть, какой-нибудь профессор биологии выдвинул бы пару теорий. Но — таких тут нет.
А вообще, я бы не удивился, если бы эти силуэты за системной стеной оказались реальны — чёрт его знает, что в Системном мире может быть на самом деле. И где вообще болтаются осколки погибших миров — не в космосе же. Может, по другую сторону реально варп и безумные демоны, а то и какое-нибудь хтоническое измерение с ктулхами и древними богами.
Если честно — дай бог бы и не узнать. Дедушка Лавкрафт очень убедительно предупреждал, что некоторые знания для хрупкого человеческого разума просто не предназначены.
Первыми мы встретили не выживших котов и не зомбей. Мы встретили огонь. Чёрт знает, как тут распространяются звуки и что им мешает, но я ничего не слышал до последнего. Просто тоннель вдруг резко поднялся вверх, и мы окунулись в густой дым. Тут же — плеснули водой на повязки.
Эх, сейчас бы противогаз. Да респиратор хотя-бы. Ну, или — защитные очки на крайняк.
Повязки помогали паршиво, рот заполнила тяжёлая горечь, в лёгких зажгло, а глаза начали слезиться от дыма. Не говоря о том, что видимость резко упала. Зато, вот треск горящей древесины и рёв пламени были всё ближе и ближе с каждым шагом.
Мила мяукнула, что тропа скоро снова уйдёт вниз. Да я и сам ощущал, как уклон меняется, пусть и не мог толком ничего разглядеть. Кошколюдка просто вцепилась мне в руку и вела вперёд, ориентируясь хрен победи какими инстинктами.
Другое дело — в лицо уже дышал жар, а отблески близкого пожара виднелись даже за дымовой завесой. Она, впрочем, вдруг развеялась, и мы в конце крутого спуска увидели поворот. Из-за поворота светило пламя — ревущее, жаркое.
Несколько ударов сердца, и мы шагнули в этот огненный ад. Что хорошо — дым уходил куда-то вверх, в переплетение толстых шипастых ветвей. Что плохо… Пожалуй, вообще всё остальное — плохо.
Мила зашипела и встала, как вкопанная.