– Я деньги собрал, Адам Ефимович. Какую долю я вам должен? – спросил я.

– Ну что вы, Виктор Владимирович, это ваш заработок. Вы ни мне и никому другому ничего не должны. Идите, отдыхайте. Выходной у вас в понедельник, в этот день у нас санитарный день, уборка и наведение порядка…

Понедельник наступал через четыре дня, и я решил навестить свою бывшую семью.

Дела в ресторане шли в гору. Деньги лились рекой, а я осваивал новый репертуар. И вот в воскресенье, на третий день, к нам присоединился еще один музыкант – молодой клавишник, Михаил. Выпускник музыкальной школы. Он играл на синтезаторе и тоже пел. Робкий, застенчивый парень, словно нежный цветок, только что распустившийся под теплыми лучами солнца. Я взял его под свою опеку, и с тех пор наш репертуар стал богаче и разнообразнее.

Михаил пел на английском, но его произношение оставляло желать лучшего. Слова звучали как мозаика, собранная из осколков стекла. Я подсказывал ему правильные обороты, исправлял ошибки и помогал найти тот самый звук, который должен был прозвучать. Вместе мы создавали музыку, которая оживляла ресторан, наполняя его безудержным весельем и швырянием денег.

Потом я подумал, а почему мне тоже не спеть на английском, и включил в репертуар песню Фрэнка Синатры «Снова и снова». Но хитами оставались «Печаль-тоска» и «Мама». Михаил жил с мамой, она преподавала в музыкальной школе, и он хотел помочь ей материально. Теперь гонорар мы делили пополам, но я не бедствовал. В деньгах я не нуждался, потихоньку меняя рубли на доллары. Жил скромно и женщин домой не приводил. Отписался Тамаре и Светлане, что устроился на работу в ресторан, получил паспорт и снял квартиру. Первый, как мне казалось, самый сложный этап вживания в новый мир я прошел.

В понедельник я наконец-то позволил себе выспаться. После некоторого времени, наполненного заботами и суетой, я почувствовал, что пришло время навестить свою бывшую семью. Я мечтал увидеть своего сына Вовку, услышать его голос, обнять его крепко. Может быть, я смогу чем-то помочь им в эти трудные времена, когда не каждый смог легко вписаться в новый, капиталистический мир.

Я отправился в магазин, чтобы закупиться продуктами. В пакетах лежали свежие фрукты: сочные яблоки, спелые груши и экзотические бананы. Я добавил несколько деликатесов, чтобы порадовать своих близких. А еще я купил армянский коньяк, густой, насыщенный аромат которого всегда напоминал мне о прежней семье. Люська любила коньяк…

Левинсон дал мне важный совет: «Будь осторожен с коньяком. Я скажу, где можно достать хороший коньяк, иначе попадешь на подделку». Его слова заставили меня задуматься о том, как много в этом мире подделок и обмана. Но я решил, что для своей бывшей семьи я не пожалею ничего.

С покупками в руках я отправился в путь, чувствуя, как сердце наполняется трепетом и легким волнением.

Я доехал на такси, поднялся на третий этаж и остановился у хорошо знакомой мне, но давно позабытой двери. Сердце екнуло, и я нажал три раза на звонок, как делал это раньше.

Дверь открыла Люся. Ее я узнал сразу, хотя она пополнела и постарела. Время не жалеет никого. Одета она была в домашний застиранный халат, появился двойной подбородок. Лицо бледное и одутловатое.

– Вам кого? – недоуменно спросила она меня.

– Люся, это я, Витя… Вот освободился и решил зайти в гости.

– Витя? – Люся стояла передо мной, словно призрак из прошлого. Ее глаза, полные наивного удивления, были единственным, что напоминало мне о той девчушке, в которую я когда-то был безумно влюблен. Я, молодой лейтенант, с пылким сердцем и распущенным павлиньим хвостом, стал предметом ее восхищения. В ответ я хотел быть ее защитником, ее опорой. Я ухаживал за ней с такой страстью, что казалось, весь мир замирал, когда я был рядом.

Но чем ближе я узнавал ее, тем яснее становилось: за этим наивным взглядом скрывалась не девушка, а тень. Глуповатая наивная девчонка, прячущаяся за материнской спиной. Маргарита Павловна, ее мать, была женщиной, чьи амбиции простирались далеко за пределы обыденной жизни. Она решила нас поженить и не собиралась отступать.

На горизонте появился Вовка, сын Люси, росший в утробе матери, как продолжение ее замыслов. И вот, когда я уже начал осознавать, что мои мечты о будущем с этой девушкой – всего лишь наивные грезы, Маргарита Павловна приложила все усилия, чтобы связать нас узами брака. Но это уже другая история, полная драматизма и разочарований, где любовь и судьба переплелись в тугой узел, который не так-то просто разорвать.

– Витя?.. – еще более удивленно проговорила Люся. – Ты… Ты помолодел, тебя трудно узнать, но я помню твой голос и это выражение глаз. Заходи. – Она схватила меня за руку и буквально втащила в квартиру. – Пошли…

Я стал сопротивляться.

– Подожди, Люся, я ботинки сниму.

– Не надо, я еще не убиралась.

Мы прошли на кухню. Я из пакетов выложил продукты, конфеты, фрукты, деликатесы и бутылку армянского коньяка, который обожала Люся.

Она сноровисто и быстро накрыла стол, нарезала закуску, я открыл бутылку коньяка и разлил в рюмки.

Мы выпили и закусили лимоном.

– Давно освободился? – спросила она, чтобы поддержать разговор.

– Десять дней назад. Пока добрался… Устроился. Ты не думай, я вас обременять не буду, – поспешил успокоить ее я. – Снял квартиру, устроился на работу… Хотел повидать, узнать, может, помощь какая нужна… Как вы живете?

– А, – махнула она рукой, – как все. Выживаем. Я горбачусь на двух работах: днем медсестра, вечером сиделка. Вовка вырос, занялся бизнесом, открыл с другом комиссионку – магазин… Но, – она поморщилась, – не все так просто. Беда у него. Налей еще. – Я разлил коньяк.

– Как личная жизнь? Заново устроила?

– Куда там, – она снова махнула рукой и залпом выпила коньяк, сунула в рот дольку лимона и пососала. – Пыталась. Но где сейчас найдешь нормальных мужиков? Все хотят одного – есть, пить и ничего не делать. Пару раз пыталась завязать отношения, даже некоторое время жили, но все не то, Витя. Был один нормальный, но он сел на двенадцать лет… – Ее взгляд мельком прошелся по мне. – А ты как? Женился?

– Смеешься, – рассмеялся я. – Моя семья – это зеки, и начальник колонии – отец родной. Куда там. – Я разлил коньяк. – Колония, Люся, не санаторий.

– Да? А по тебе и не скажешь. Холеный. Красивый, волосы отросли. Залысины исчезли. Выглядишь как мальчик. Киноартист, и только… Может,