Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 85
Сорок четыре года назад. Добавить еще одиннадцать лет — возраст, в котором ее осудили. Пятьдесят пять. А ведь я думал, что ей не больше тридцати, да.
Но узнать ее все равно легко.
Интересно, к ней тоже приехал джентльмен на «Ягуаре»? И куда он ее отвез? И где она была все это время?
Дочь проститутки, которая дочь избивала и даже сдавала своим клиентам. Никогда бы не подумал. Эти тридцать два года свободы прошли для нее не зря. В то, что она из Сюррея и из хорошей семьи, веришь сразу и без сомнений, в ней словно бы врожденный аристократизм, привычное положение над головами общества. Из-под любого нувориша так или иначе лезет подлинная сущность, спрятать это невозможно, я видел много раз, а тут… Жуткое детство, убийца-психопат, двенадцать лет тюрьмы и принудительного лечения — и ничего, никаких следов этого. Скажи, что это наследница Ротшильдов, — секунды сомневаться не буду.
Джентльмен на «Ягуаре»? Или сама так… перевоспиталась? Нет, перевоспиталась — это если бы она уже не убивала. Переродилась скорее. Но убивать продолжает, пусть и не своими руками. Или своими тоже?
А вот это я хотел бы знать. Мне это важно, не знаю даже почему. Потому, наверное, что я все же влюбился. Пусть не знал в кого, но отрицать это глупо. И даже сейчас она мне не безразлична. Да, от любви до ненависти всего один крохотный шаг, и я даже не знаю, сделал ли я его уже… Пожалуй, что завис где-то в середине этого шага. Просто потому, что не верю. Не могу верить. И чувствую, что это правда, и в то же время верить не могу.
Я должен знать наверняка. Не так, как сейчас.
Глава 4
Когда я закрыл подготовленный Витьком обзор, то заметил, что О'Мэлли с интересом смотрит в экран моего лэптопа. Затем он спросил:
— Кого-то уже узнали?
— Да, кого-то узнал. — Я повернулся, посмотрев ему в глаза: — А вы?
Священник улыбнулся, затем сказал:
— По прошлым их деяниям — всех. По нынешним — никого. Пока.
— А вы знаете про нынешние?
— Вы знаете, а я пока нет. Но я понимаю, о чем идет речь. Я довольно много знаю о подобном.
— А кого вы представляете? — решил я не ходить кругами.
— Я иезуит, помощник провинциала Нового Орлеана. Вы знаете, что такое провинции у иезуитов?
— Нет. Вроде миссионерских территорий?
— Верно, вроде. — Опять улыбнулся О'Мэлли. — В провинцию «Нью-Орлеан» входят штаты Луизиана, Алабама, Флорида, Теннесси, Арканзас, Техас и Нью-Мексико. Возглавляет ее провинциал. А я ему помогаю.
При упоминании Техаса мне вспомнился «тванг» Акосты. Поэтому созрел следующий вопрос:
— А как вышло, что официальное лицо, представляющее правительство США, вдруг допустило к делу орден Иисуса? Для меня, признаться, это выглядит немного странным.
— Ничего странного, я все объясню.
Это обнадеживает. Действительно, очень хочется объяснений.
— Начну с того, что Майкл Акоста получил образование в иезуитском колледже Сент-Чарльз в Нью-Орлеане, в котором я когда-то преподавал. — Он усмехнулся и добавил: — Это немного ускорило наш контакт с вами, но несущественно. Существенно же то, что наше Общество Иисуса уполномочено Святым Престолом наблюдать за подобным. И бороться с этим, насколько позволяют возможности.
— С чем — этим? — решил я уточнить.
— С человеческими жертвоприношениями для того, чтобы получить доступ в тень нашего мира, например. — О'Мэлли закрыл свою книгу и убрал ее в сумку, явно приготовившись к длительному разговору. — С тем, что кто-то ищет тех, кто способен спускаться в эту изнанку, и подталкивает их к новым преступлениям.
— А федеральное правительство?
— Кое-что об этом вы уже знаете. Скажите, каковы шансы правительства с этим бороться теми методами, которые прописаны в существующих законах?
Мне осталось только сказать правду:
— Незначительные.
— Верно. — Священник чуть повернулся ко мне в кресле. — Но главное даже не в этом. Те люди, которые вовлечены во всё это — они опасны для других. Представьте на минуту, что знания о том, что малолетние убийцы способны пробивать дыры в ткани нашего мира и спускаться туда, где их никто не достанет, да еще и долго хранить молодость, уходят в общую тюремную популяцию. Что тогда?
— Хм… — Вообще-то я уже об этом думал. И ни до чего хорошего не додумался. — Мне кажется, что много очень плохих людей начнет очень плохие эксперименты.
— Вот и мы так думаем. И всегда думали. И правительства с нами обычно согласны.
— «Всегда» — это как долго?
— Я попробую просветить вас по истории этой проблемы. — О'Мэлли открыл маленький холодильник рядом с креслом и выудил из него пластиковую бутылку минеральной воды. — Что-нибудь хотите? — спросил он меня.
— Нет, спасибо, здесь нормального туалета нет, так что я предпочту пить поменьше.
— Понимаю, — усмехнулся он. — Первые как-то задокументированные сведения о том, что подобное возможно, были добыты в Испании. Святой Инквизицией, разумеется. — Он снова усмехнулся и с треском свернул пробку на бутылке. — Добыты они были от испанских иудеев, которых обвинили в жертвоприношениях христианских младенцев, кровь которых требовалась для тайных каббалистических обрядов, после чего виновных сожгли на костре.
— Это… точные сведения? — на всякий случай уточнил я. — Нет, я понимаю, что инквизиция врать не будет, а если кого-то подвесить на дыбу, то он только правду и ничего, кроме правды…
— Это ложь, — ответил священник, отпив воды. — Протоколы допросов были переписаны так, как требовалось, а оригиналы были отосланы в Ватикан, где хранились в тайном архиве и хранятся до сих пор.
— Тогда… о чем мы вообще? — уже озадачился я.
— Ложью было не все. Отношение к иудеям в Испании на тот момент было очень сложным, даже враждебным. Во время войн с мусульманами они часто проявляли себя как союзники и шпионы последних, в те времена такой вражды между ними не существовало, палестинский конфликт еще не назрел. После победы христиан и изгнания мавров с европейского континента многие иудеи, для сохранения своих дел и торговли, демонстративно приняли святое крещение, продолжая втайне соблюдать свои законы. Что, кстати, вызвало к ним враждебное отношение не только со стороны христиан, но и со стороны верных своей вере иудеев, двуличие в таком великом в те времена вопросе не приветствовалось никем.
— Насколько я понимаю, протоколы были переписаны так, чтобы обратить гонения на марранов? — предположил я.
— Разумеется, — кивнул О'Мэлли. — Это было тогда политической проблемой, и мы о ней говорить не будем, потому что к нашей проблеме тогдашняя политика никакого отношения не имела.
— А что было на самом деле?
— Это черное знание, с проявлениями которого вы столкнулись, пришло в Испанию с иудеями, верно. По нашим предположениям — еще из Египта, как-то сохранившись в их среде. Но к иудаизму как религии и исповедующим ее оно не имело никакого отношения. Если сказать точнее, то это знание ни к какой религии не имеет отношения, просто в те времена подобный вывод не был возможен вообще, даже для проводников этого знания. Знание было тайным, но время от времени вырывалось наружу. Достаточно вспомнить средневековые процессы над иудеями, случавшиеся в разных частях Европы, все по одному и тому же обвинению — в жертвоприношениях христианских детей. Не знаю, какая часть из этих процессов имеет отношение к нашей проблеме, а какая была следствием гонений на евреев, но думаю, что часть имела точно.
— Половина? Треть? — решил я уточнить.
— Не знаю. Есть признаки, по которым некоторые процессы можно признать имеющими реальную причину, но недостатки следствия тех времен делают невозможными точные выводы. Тогда не только пытались добиваться истины на допросах, но и подводить ее под определенные выводы. Даже если пытали настоящего убийцу, то его наверняка заставляли признаться и в традиционных грехах, вроде добавления крови в мацу. И они, понятное дело, сознавались. Признания подводились к шаблону. Тогда это ценилось, для приговора требовались все признаки конкретного преступления, а в результате мы имеем однотипные спонтанные случаи тут и там — и ничего точно. Архивы почти не сохранились, а если в них что-то и есть, то обычно уже «документ о документе». Летописец сообщает, что вот там судили за это и приговорили к сожжению.
О'Мэлли снова отпил воды, кивнул каким-то своим мыслям, затем продолжил:
— Фактически всего один раз испанская инквизиция, видимо, что-то заподозрив, а может быть, получив конкретный донос, добивалась именно истины в том виде, какова она есть.
— И добилась.
— И добилась, похоже. Но истина была признана опасной, по той же самой причине, по которой американское правительство не расследует подобные дела официальным образом. Поэтому было решено протоколы допросов переписать.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 85