империю. И я… я надеюсь получить от вас подтверждения, что вы не питаете в отношении нашего рода враждебных намерений.
Он встал ещё прямее, чем ранее и вперил в меня свой взгляд.
— До тех пор, пока вы не замысливаете дурного против меня или близких мне людей, можете спать спокойно. В противном случае за вами придут они, — я слегка повёл рукой, и справа от меня едва заметно проявилась полупрозрачная Айко в своём боевом обличье. Появилась и тут же исчезла.
Джонатан Смит всё-таки вытащил из кармана белоснежный платок с монограммой и промокнул взмокший лоб.
— Благодарю вас, ваша светлость.
— Не смею более вас задерживать, — я слегка поклонился и пошёл к своим.
— Смит? — спросил Иван.
— Как узнал?
— Видел досье.
— Говорит, передал машины.
— Да, идёт приёмка. Можешь себе представить, целых пять десятков!
— Хотели же сорок, вроде? Или даже тридцать?
— Это твой хороший друг, — тут Сокол иронически улыбнулся, имея в виду, что это он самолично и есть, — решил поиграть в торговца и запросил на пару десятков больше, чтобы было куда торговаться. А они взяли и выкатили полный объём, без разговоров!
— Сильно!
— Я теперь думаю: эх, надо было сотню просить!
— Охолони уже, — хмыкнул я, — всякой жадности есть предел. И всякой осторожности тоже. Полсотни — более чем нормально.
СЮРПРИЗЫ
Я ещё успел полюбоваться на искусно выполненные из всяких драгоценностей заводные машинки, марширующих солдатиков, лошадок с каретой и прочие красивости — и тут настала наша очередь. Мы пошли друг за другом, и тут уж Айко проявилась снова, в белоснежном платье с еле заметными розовыми цветами и золотыми лепестками, вся такая нежная, словно воздушная — и не скажешь, что пять минут назад это чудовище пуга́ло достойного английского промышленника!
На награждение пригласили сразу три группы и, входя в зал, я успел заметить, как в противоположные двери выходили предыдущие посетители.
Тяжко, должно быть, государю-императору этакую прорву народа принимать. Но такова уж служба монаршая. У всех свои трудности.
Так философически рассуждая, я стоял, прижимая локтем к боку дрожащую ручку жены. Что-то Симушка моя снова разволновалась. Тут дошла очередь до нас. Я думал, что будут награждать по отдельности: экипаж княжеского «Святогора», «Пантеры» и нас с лисой, но огласили сразу всех, «за выдающийся вклад в решающее сражение, ставшее переломным в Дальневосточной кампании и обеспечившее России победу над Японией», после чего государь принялся поочерёдно вызывать нас и надевать на шеи ордена на зелёно-голубых муаровых лентах. Каждому он говорил нечто ободряющее, а когда очередь дошло до Айко, вдруг сказал:
— Очень жаль, что вы прибыли сюда без своих дочерей. Мне хотелось бы на них посмотреть.
— Почему «без дочерей»? — подняла аккуратно подкрашенные бровки Айко. — В предписании было сказано: явиться с семьёй. Я не успевала сообщить отцу и матери, так что никого ближе по родству, чем дочери, у меня нет. Они здесь! — и Сэнго с Хотару тотчас проявились в одном ряду с нами, в таких же бело-розово-золотых платьицах, с этими их затейливыми японскими причёсками — так и подумаешь, что натуральные ангелочки (если не знаком с их проделками).
Кажется, это явление вызвало некоторое замешательство и суетливые движения в рядах службы безопасности, но император махнул рукой:
— Оставьте! Это люди Ильи Коршунова. А ему мы всецело доверяем.
Так и сказал!
— Служу царю и отечеству! — гаркнул я, позабыв о давнишнем приказе всё время в присутствии императора говорить тихо. Хорошо, хоть не так близко уже стоял.
После нас отпустили с миром, и мы прошли в огромный зал, где стояли накрытые столы с угощениями, и можно было набрать себе закусочек и выпивки и сесть за какой-нибудь столик или на диванчик и с удовольствием пообщаться в приятной обстановке — что мы, собственно, и проделали. А потом даже прошли в ещё один соседний зал и станцевали несколько танцев — не зря же наши дамы наряжались, в конце концов!
Лисы особо не танцевали, но тарелочки со вкусностями сменили несколько раз. И весело хихикали, хотя время от времени я замечал тень задумчивости на лице Айко. Да уж. Как она тогда сказала: «очень хитрый царь» или что-то вроде того. После этой, второй награды путь для неё на родину заказан. Разве что лет через сто, когда помрут все, кто её знает, и можно будет на голубом глазу представиться новым именем. Дескать: вот, жила отшельницей, а теперь решила к людям выйти. И то — получится ли? Да и надо ли ей это будет тогда?
Возможно, Айко думала то же самое, но жевать вкуснятину не переставала.
* * *
День промелькнул приятной тенью, за ним — ещё одна сладкая ночь рядом с любимой женой — и вот уже пора возвращаться на службу.
Иван с Серго завистливо вздыхали, наслушавшись наших с Петром рассказов. Петя ходил гоголем — ещё бы! Недавно его инвалидом считали, а он — хитрец! — поехал делать ревизию, а сам в героической защите крепости исхитрился поучаствовать!
С другой стороны, он и расстраивался, потому как немедленно вернуться в Индию ему не давали обстоятельства — отец требовал развёрнутого доклада, следом за ним — императорская канцелярия, а там, возможно, и сам государь.
— Илюха, как только из бюрократических лап вырвусь — сразу к вам! — горячился Витгенштейн. — Если что, возьмёшь меня запасным мехводом или стрелком?
— Возьму! — общался я. — Только вырвись.
Серафиму я на прощение расцеловал, велев верить в мою счастливую планиду. А дальше — курьерский скорый. Индия ждёт!
НУ КАК ЖЕ С РАСТРЁПАННОЙ ГОЛОВОЙ…
Большой неожиданностью для нас стало, что гарнизон Бидарской крепости ждал нас и готовил торжественную встречу — с застольем-пиршеством, главным блюдом в котором стала свинина в ананасово-банановом соусе. Странноватое блюдо, скажу я вам, но вполне съедобное. Так что не зря нам родня Багратиона три бочонка коньяка к дирижбанделю притащила. Эти все три бочонка, считай, на том застолье и приговорили — на весь-то гарнизон!
Всех нас по очереди заставили рассказать о награждении и встрече с государем, поздравляли, здравицы поднимали. Не было только добровольческой женской роты. Но вот уж о чём я не переживал!
Меня радовало, что за дни нашего отсутствия крепость стала ещё более похожей на настоящую крепость. Проломы в укреплениях усилиями строительных дедовских бригад постепенно словно затягивались. На стенах появились дополнительные