— Любезный, на самом деле проехать надо чуть дальше, метров на сто пятьдесят! — и назвал настоящий адрес. Возчик слегка подобрался, но ответил равнодушно-любезным тоном, как умеют только официанты и подобные им:

— Как прикажете, ваша милость!

Ага, баронские регалии «прочитал», молодец.

За прошедшие с момента знакомства годы Подпёсок выслужил следующий чин и был уже на полпути к новому, но кабинет занимал всё тот же. Мебель, правда, обновилась, но тут сразу не скажешь — следствие это служебного роста, или просто старая развалилась от возраста. Ещё отличие — вахтёр внизу, у входных дверей, даже не пытался потребовать от меня сдачи оружия, но служебное удостоверение я ему для порядка всё же показал.

Кроме новой мебели в кабинете Евгения Мироновича присутствовал и новый, в том смысле, что незнакомый мне офицер со знаками различия поручика гвардии, но без шифра полка на погонах или иных знаков, позволяющих определить, к какой именно гвардейской части он относится. Стало быть — вне штата, хм…

— Бересклетов, Михаил Иванович, — представился незнакомец, отчасти переставая быть таковым.

— Рысюхин, Юрий Викентьевич, — ответил я в том же стиле, без званий и прочих регалий.

— Михаил Иванович направлен к нам в качестве соискателя на должность начальника кадровой службы отдельной самоходной миномётно-артиллерийской батареи.

Это уже Евгений Миронович с пояснением выступил. Я же посмотрел на него с некоторым недовольством: как прикажете изучать личное дело человека в его присутствии? Подпёсок в ответ только пошевелил бровями, мол, я не виноват. А вот, кстати: не напоминает мне Михаил Иванович строевого офицера своей выправкой. Да, уже научился отличать. Погоны он носит привычно, но…

— Скажите, пожалуйста, Михаил Иванович, ваше звание — оно?..

— Пересчитано в соответствии с классным чином. Я чисто кабинетный работник, если вы об этом.

— Надеюсь, пересчитали без понижения?

— Да… — немного растерялся Бересклетов, или изобразил растерянность, что тоже нельзя исключать. — А почему это вас беспокоит, если не секрет?

— Во-первых, потому что обиженный начальством, или считающий себя обиженным, может начать вымещать обиду на тех, на ком может — на сослуживцах и подчинённых. Во-вторых, если человек привык носить более значимые погоны, то может возникнуть проблема с субординацией, с подчинением тому, у кого звание равное или даже более низкое, чем прежнее у переаттестованного. Мне, если честно, ни того, ни другого в моей гвардии не нужно ни в каком виде.

— Да, такое может быть. Спасибо за честность, ваше высокоблагородие. Со мной таких проблем не будет, могу обещать твёрдо.

«А ведь так и не сказал, где и кем служил до этого».

«Значит, точно — как ты там выражаешься? Контрик?»

«Он самый. Или СИБ присматривает ненавязчиво, или другая какая служба».

«Ну, и пусть присматривают, нам прятать нечего».

— Давайте без чинов, я на ступеньку старше по званию, вы — лет на пятнадцать по возрасту.

— Как скажете, Юрий Викентьевич.

Следующие десять минут «светской беседы», во время которой я пытался хоть что-то выяснить если не о послужном списке, то хотя бы о характере и привычках будущего «кадровика» (дедово словечко, тоже цепкое, как репей!) прошли впустую. Он и от вопросов не увиливал, так, чтобы это заметно было, но и ответов хоть сколько-то информационных не давал. С таким беседовать — как вьюна вилами из реки вычерпывать, безнадёжное занятие. Но и это само по себе тоже говорит о человеке. Ладно, личное дело почитать он мне не дал, тут я с дедом согласен, что не случайно господин Бересклетов именно сейчас пришёл знакомиться, значит, будем изучать его по месту службы.

— Михаил Иванович, как скоро вы могли бы приступить к исполнению своих обязанностей? Не скрою — работы много, добровольцев уже около сотни, и это только те, кого хотя бы поверхностно проверили коллеги хозяина нашего кабинета.

— Да, в принципе, хоть сегодня. Точнее, уже с завтрашнего, сегодня день уйдёт на заселение и первичное знакомство с окрестностями. У вас же, говорят, с транспортом проблем нет?

— С транспортом — нет, без него — случаются. Сегодня мы прилетели с Иваном Антоновичем вдвоём, и аппарат у меня двухместный. При этом вариант «потесниться» конструкцией не предусмотрен… У вас с собой много вещей? Семья, дети?

— С собой у меня чемодан и саквояж, общим весом около тридцати или тридцати пяти килограммов. Ещё ящик в камере хранения вокзала, его я думал отправить малой скоростью. Жена сейчас в Москве, и покидать её не собирается — во всяком случае, пока не истечёт срок аренды жилья. Дети учатся, спасибо Бересклету — смогли поступить в ВУЗы, сейчас гостят у мамы, потом перед учёбой разве что навестить заедут.

— То есть, стандартная офицерская квартира в форте типового проекта «девять-шесть» вас на данный момент устроит?

— Более чем! Там же, если не ошибаюсь, три комнаты?

— Да, но гостиная совмещена с прихожей, так что даже не знаю, как её правильно определить: как небольшую проходную комнату или как большой коридор.

— Мне подойдёт! Главное, что можно будет сделать отдельную спальню и кабинет. С давних пор не люблю спать в кабинете на диване — слишком часто приходилось делать это в молодости.

— Высоты не боитесь?

— На дирижаблях летать доводилось. Особого удовольствия не доставило, но и не сидел посреди каюты, намертво вцепившись в поручни.

— По сравнению с дирижаблем мой аппарат всё равно, что мотоцикл против конки, но в целом схема рабочая. Предлагаю сделать так: сейчас мы заедем на вокзал, вы дадите распоряжение по доставке ваших вещей в Смолевичи, откуда их заберут мои гвардейцы, всё равно им завтра на механический завод за запчастями ехать. Потом мы с вами отправимся в аэропорт, я вас отвезу по новому месту службы, где передам на попечение гвардии капитана Нюськина — командира будущей батареи. Ну, а сам вернусь сюда за господином Старокомельским. Надеюсь, ему не придётся ждать меня слишком долго.

Собственно, так и сделали. Бересклетов в кабине чувствовал себя спокойно, спокойнее, чем Иван Антонович, даже внимательно смотрел вниз и по сторонам, задавая вопросы об