великого множества партийных организаций. И, если партийные сотрудники из лаборатории Бокия не подтвердят моих слов, то для меня обеспечены неприятности со стороны генсека. А мне было совсем не нужно, чтобы Сталин уличил меня во лжи, тем более сейчас, когда мои отношения с ним неплохо наладились. Да и такой мощный союзник был просто необходим мне на этом этапе, чтобы распространить свое влияние в высших эшелонах властных структур СССР. Ведь перемены я задумывал грандиозные.
Потому в самом начале нового рабочего дня, после того, как полюбезничал со своей верной секретаршей Эльзой и просмотрел свежие газеты, я вызвал начальника отдела СПЕКО в свой кабинет. Вот только вместе с ним явился и новый Особый Комиссар Ежов. Но, я сразу нашел, что сказать этому гному:
— Опаздываете, товарищ Ежов! А наша служба требует точности. И запомните на будущее, что появление в кабинете Председателя ОГПУ всегда заранее согласовывается с его секретаршей.
Он потупился и пробормотал в свое оправдание:
— Извините, товарищ Менжинский. Мне сотрудники оформляли пропуск, а еще и ключи от пустующего кабинета долго искали и выдавали.
— Покорнейше прошу впредь соблюдать внутренний регламент нашего учреждения, — сказал ему я довольно строгим тоном, желая сразу поставить этого выскочку в рамки. И добавил:
— А сейчас, думаю, вам стоит пройти в кабинет моего заместителя товарища Москвина, который и введет вас в курс дела о нашем регламенте и по всем остальным вопросам.
— О! Какое совпадение! Мой прежний начальник по орграспредотделу ЦК, как вы знаете, тоже носит такую же фамилию! — радостно воскликнул Ежов.
— Вот и отлично, надеюсь, что вы сработаетесь с нашим Москвиным, имя и отчество которого Михаил Александрович, — проговорил я, сплавив, таким образом, Ежова к Трилиссеру.
Впрочем, я, конечно, заранее предупредил начальника ИНО. Мы встретились с ним в холле и переговорили с глазу на глаз еще до того, как я вошел в свой кабинет этим утром. После событий вокруг Генриха Ягоды я стал вполне доверять этому человеку, считая, что в деле он уже проверен достаточно. Во всяком случае, он не подвел в трудной и опасной ситуации, а его сотрудники сделали все, что от них требовалось. Да и храбрость Трилиссер при мне проявил, лично разоружив Ягоду. А это само по себе многого стоило.
Потому я прямо сказал начальнику ИНО, что партийцы приставили к нам своего соглядатая, мерзкого типа Николая Ежова. А потому надо бы, во-первых, сразу же начинать собирать компромат на него, а во-вторых, следует нам троим, Трилиссеру, Бокию и мне, выработать такие методы конспирации, чтобы все самые важные вопросы умудряться решать за спиной этого карлика, не посвящая его в детали, а выдавая ему на официальных совещаниях нашего нового триумвирата лишь очень общую картину деятельности ОГПУ, которую он и будет докладывать Сталину. И Трилиссер пообещал принять все возможные меры, включая круглосуточное наблюдение и добычу материалов личного дела засланца, которое находилось в аппарате ЦК. И к нам в ОГПУ эту секретную папку партийцы, естественно, передавать не собирались.
В сущности, с этого момента политическая игра с моей стороны уже пошла по-крупному. В разговоре с Трилиссером я, фактически, впервые обозначил, что мы, чекисты, бросаем вызов партийному аппарату и готовы к борьбе, пусть пока, как говорят в народе, подковерной, но вполне серьезной. И последствия этой констатации нашего текущего положения тихой конфронтации с партийными функционерами могли быть любые и совершенно непредсказуемые. Например, если бы Трилиссер работал на партийцев, то сразу сдал бы меня с потрохами. Но, я уже достаточно узнал об этом человеке, поняв, что сложившееся положение с непомерным усилением власти партаппаратчиков из организационно-распределительного отдела ЦК в ущерб всему остальному балансу властных структур, Трилиссера тоже не устраивает и нервирует.
Он тоже, как и я, уже хорошо понимал, что если так пойдет и дальше, то Сталин через несколько лет сделается самым настоящим красным императором, опирающимся на силу своей собственной огромной армии партийных кадров, которая подомнет под себя все остальные структуры управления и органы правопорядка: наркоматы, РККА, суды, прокуратуру и, разумеется, ОГПУ, которые сделаются лишь дополнением, инструментами в руках безграничной власти партийной бюрократии. И тогда у Сталина, как у лидера партии, появится возможность расправляться с кем угодно самыми жестокими методами, к которым он пока прибегать не может по той причине, что еще все-таки не настолько широко распространил повсюду свою партийную власть. И вождь большевиков, несомненно, понимал это, потому и стремился с таким упорством быстрее распространять повсюду свой контроль через постоянно растущую сеть партийных организаций. Но, процесс этот еще не подмял под себя окончательно все структуры управления огромной страной. Еще все-таки существовал и даже был местами силен НЭП. Давление со стороны нэпманов, пусть даже через коррупцию, на местные органы власти имелось вполне ощутимое. Влияние успешных хозяйственников-крестьян, которых партийцы называли кулаками, на местах тоже прослеживалось. Армия не отличалась ни дисциплиной, ни профессионализмом, и внутри нее все еще сохраняли свое влияние те же троцкисты, как сохраняли они свою фактическую власть до 1928 года и в некоторых наркоматах СССР. Потому и не решался Сталин сразу принять слишком уж суровые меры против сторонников Троцкого.
Ведь остатки инакомыслия в самом партийном аппарате до сих пор искоренить генсеку никак не удавалось. И среди самих партийцев многие все еще поддерживали желание Троцкого распространять революцию на весь мир. Трилиссер же, как и я, считал идеи троцкистов вредными и губительными для СССР. И, если бы дело троцкистско-зиновьевской оппозиции победило, то для страны последствия были бы еще хуже, чем грядущая диктатура Сталина. Потому по основным актуальным политическим вопросам мы с начальником ИНО придерживались одинакового мнения, что троцкисты все-таки хуже сталинистов. Потому пока мы решили, что придется выбирать меньшее из двух зол. Но, при этом, надо все же постараться двигаться в сторону выстраивания разумного баланса между ветвями власти, между силовиками и партийцами-сталинистами, а не бросаться прямиком в объятия красной монархии. Если можно как-то сдерживать безграничную власть партийцев, хотя бы над ОГПУ, то мы с Трилиссером будем пытаться сделать это. Такой, во всяком случае, был у нас с ним настрой в момент, когда нами принималось решение не позволить Ежову установить полный контроль за деятельностью чекистов.
Вот только в нашем новом триумвирате имелась еще и фигура Глеба Бокия. А его настроения на этот счет все-таки были пока не ясны ни мне, ни Трилиссеру в полной мере. Потому я и собирался в этот день пообщаться с начальником СПЕКО