Нет, у нас, конечно, стояли свободные комнаты, в которых на выходных размещались сеструхи с семьями, но не собирались же мы превращать дом в постоялый двор, в самом деле?

После семи визитов подряд Иван за хорошие деньги подрядил кузнеца Григория, чтобы тот прохаживался бы возле наших ворот и всем желающим «причинить уважение» отвечал, что барам-де нездоровится, однако увидеть их можно будет в четверг, в Иркутском дворянском собрании.

Гриня выглядел достаточно убедительно и не вызывал желания задавать лишние вопросы.

— Двадцать пять таксо нонеча от ворот поворот получили, — сообщила нам на третий день после приёма Аграфена, водружая на стол к обеду огромное блюдо с пирожными и прочими сластя́ми.

Груша продолжала трудиться у нас на кухне. У неё потихоньку развивался роман с кузнецом, и то, что он теперь постоянно находился рядом, ей очень даже нравилось. Это был лишний повод выйти к нему за ворота, вынести горячего чаю с бутербродами или котелок дымящегося супа с краюхой хлеба. Груня смотрела, как её милый ест, и млела, а при случае помогала отвечать на вопросы всяких приезжих. Вдвоём у них получалось ещё убедительнее.

— Лучшие гостиницы в городе полнёшеньки, — рассказывал Афоня, заехавший с Катериной к нам в очередной вечер поделиться новостями.

— Куда не кинься — народу толпы! — вторила ему Катюха. — Хорошо, у нас в театр билеты были загодя были выкуплены. Полный же аншлаг! В картинной галерее новая выставка господина Репина, так яблоку упасть негде — столичных господ табуны.

— Да везде оне! — возмущённо вставила Груша, внося очередную вкуснятину. — В зоопарке к бегемоту не пробиться! — Она вдруг застеснялась и прогудела ангарским пароходом: — Кушайте на здоровье…

* * *

Самое тоскливое лично для меня в этой душераздирающей ситуации было то, что слухи об особой благодати «Свадебного Коршуна» начали от приезжих распространяться и на местных, которые до того ни сном ни духом не подозревали о творящихся у них под боком чудесах.

Что произошло (и произошло очень быстро) догадаться нетрудно.

Ко мне началось паломничество!

Что характерно, простые люди на двор ломиться стеснялись. А вот вокру-у-уг…

Первая ласточка случилась незадолго до Рождества. Я заметил, что не только ёлка во дворе украшена, но и маленькие ёлочки, высаженные вдоль забора у дороги. Точнее — пятна яркие отметил, а вот дня через два обратил внимание, что украшения какие-то странные.

— Симушка, а кто у нас догадался одними ленточками ёлки украсить? — спросил я, когда мы с супругой в город по делам поехали. — По-немецки как-то. Марта, что ли?

Серафима слегка закатила глаза:

— Это же всё невесты эти несчастные.

Я так на неё развернулся (вместе с рулём) — чуть в кювет не уехали!

— Вот сейчас не понял⁈

Супруга слегка пожала плечами:

— Да мы, в общем-то, тоже не очень поняли, откуда это взялось. Может, они у фон Ярроу на дверях дома рождественский венок увидели? Да и на калитке у них тоже ленты. Груша не признаётся, но я подозреваю, что она у ворот стояла и девкам брякнула, мол, хватит тут топтаться, привяжите по ленточке да и шуруйте, будет вам благословение.

— Ну, крандец, ядрёна колупайка…

— Что? — встревожилась Серафима.

— Помнишь, мы на Байкал ездили?

Серафиме, верно, сразу пришло на ум, как мы в машине целовались, потому как улыбнулась она, слегка губку прикусив:

— И что же?

— А то. Вспомни-ка, мимо дацана* бурятского проезжали. Деревья там…

*Дацан — буддийская молельня у российских бурят, может быть в виде специально обустроенного места с юртой.

— Ах! Помню деревья, все в тряпочках!

Я не очень чётко понимаю, зачем буряты на эти деревца яркие тесёмки вяжут — желания загадывают или за исполнение благодарят, но то, что в скорости у нас все ёлки сверху донизу сплошь будут в бантиках, был уверен на сто процентов.

— Девицу, которая решительно хочет замуж, не остановить, — осознала супруга. — А потом эти ленточки начнут стареть, и станут деревья все в ветоши. Ужас!

— Не считая того, что они нам все ветки измочалят, — мрачно согласился я.

— И что делать?

— Думать буду.

И придумал.

* * *

Тем же вечером мы с батей притащили из сарая и установили сбоку от ворот две опоры с перекладиной — конструкцию невысокую, примерно по пояс. Как тепло будет, основание ей надо будет сгородить, что ли, а пока я её просто приморозил к земле двумя большими глыбами, лишь бы подойти можно было.

Несущие охрану у ворот Гриша с Аграфеной наблюдали за процессом.

— И чё это будет, в толк не возьму? — кузнец смотрел на палки, чуть склонив голову.

— А это чтоб нам ёлки не портили, — пояснил батя. — Пущай сюда вяжут.

— Скоро навяжут целый пук. Это ж девки глупые! — авторитетно заявила Груша.

— Убирать буду время от времени, — сказал я. — А какие ещё варианты?

— Умаешься ить развязывать… — усомнился в решении кузнец.

— Вот ещё, развязывать! — хмыкнул я. — Малым Ильиным огнём спалю, да и всё.

— А что, дело! — согласились все.

Батя подкрутил ус, прикинул:

— Только с ёлок подчистую убрать надо, иначе всё одно будут на деревья лезти.

Я потёр затылок. Вот же морока!

И тут из-за угла нашего забора выскочили развесёлые Сэнго с Хотару и сразу закричали:

— Смотри-ка, Груша! Груша, а что сладенького будет на ужин?

— Будут очень вкусные пирожные, — пообещал за Аграфену я, — но только если вы снимете с ёлочек все эти бантики.

— Хо-хо! Это мы живо поснимаем! Нам пара пустяков! — завопили сестрички.

— Ёлочки только не помять!

— Обижаешь, дядя герцог Илья Алексеевич! Мы ловкие! Мы быстрые! Не заметишь, как все эти ленточки будут у тебя.

— Пойдёмте, выдерги, — усмехнулся батя, — ведро вам выдам, в которое кидать.

— А зачем в ведро? — сразу остановились обе.

— Как «зачем»? Чтобы сжечь.

— Сжечь такие хорошие ленточки? — вытаращила глазёнки Сэнго.

— А можно, мы их себе заберём? — закивала головой Хотару.

— Забирайте! — махнул рукой я. — Отныне все привязанные тут ленточки