коробку, в которой хранит деньги. Коробка тяжёленькая, он и не открывая знает, что деньги на месте. Деньги никто не трогал. Заглянул в коробку – так и есть, серебро и медь на месте. 
«Значит, искала не деньги? Или не нашла их?».
 Впрочем, он догадывается, что могли искать у него в доме. Догадывается, догадывается… Да вот в голове у болотного казака такое не укладывается.
 «Неужто не побоялась в дом прийти, чтобы обыскать его? Юрке голову вскружила, сюда пробралась, думала найти ящики Савченко и не нашла… Кто ж она такая? Кто её послал?».
 - А куда тебе деньги ночью? – Настасья уже совсем проснулась и глядит на него; как всегда, у жены в голове всякое глупое, уже опять чего-то боится, опять волнуется.
 - Да угомонись ты! – бубнит Аким беззлобно. – Спи! Просто взглянул, сколько денег.
 - Ночью-то?
 - Да спи ты! – он кладёт деньги на место и уходит из спальни.
 Вернувшись на кухню к уставшему и, сразу видно, удручённому старшему сыну, он спрашивает:
 - А что же это за девица такая, откуда приехала, как звать? Что за родители?
 - Родители? – сын удивлён таким вопросом. – Откуда я знаю, что у неё за родители?
 - Дурак, - первый раз за весь разговор Саблин не сдерживается. – Это первым делом нужно узнавать – что у неё за родители; а лучше поглядеть на них. Может, они хворые умом, а может, забулдыги какие. А то женишься… неизвестно на ком, потом всю жизнь будешь маяться. Или ты, что, жениться не собирался?
 - Не знаю я ничего, - отвечает Юрий. – А звали её Нелли.
 - Нелли? – переспрашивает прапорщик, удивляясь такому редкому имени. Редкому настолько, что он и не слыхал такого.
 - Да, Нелли Романовская.
 - Ядрёный ёрш, Нелли… Заковыристое имечко, – отец глядит на сына и видит, что тот действительно расстроен. – И что же, красивая она, что ли?
 - Красивая, – кивает сын.
 - И откуда же она такая красивая приехала?
 - Да не знаю я, – отвечает сын устало.
 - Дурак дураком, - опять злится Саблин. – Простых вещей не знаешь. Ни о родителях не спросил, ни о месте рождения, ни о семье… О том о первом спрашивать нужно… А ещё из-за книг не вылезает. И что, она теперь пропала?
 - Пропала. Медсёстры говорят, что нет её, вещи какие-то остались, а самой её нет, на смену не вышла, – объясняет Юрка так, как будто жалуется отцу.
 - А давно она в госпитале работает? – спрашивает Аким.
 - Да нет, - отвечает Юрий. – Неделю.
 - Неделю? – переспрашивает прапорщик.
 - Ну, не знаю, неделю или дней десять.
 И тут прапорщика словно осенило.
 - Неделю, говоришь? Слушай, Юрка, а ты её домой сам приглашал?
 - Да нет… - вспоминает сын. – Были в клубе… А она всё спрашивала… Ну, про то, как врачом стать. И я ей сказал, что нужно учиться всё время. А она спросила: ты и дома учишься? Я сказал, что везде учусь. И она сказала, что хочет посмотреть, как я живу. Я сказал – ну так пойдём, я тебя родителям покажу. Сказал, что мать рада будет. А она чего-то застеснялась. А тут вы как раз сказали, что к Антонине уезжаете… Ну, как вы сказали, что уезжаете, я ей и сказал, и она согласилась прийти в гости.
 «Матери показаться застеснялась, а ночевать приходить – уже нет. У наших девок так всё было бы наоборот».
 - Юрка, - снова спрашивает Аким. – А какая она из себя?
 - Говорю же, красивая.
 - Ну, какая красивая? Белая, рыжая, чернявая? Лет сколько?
 - Семнадцать. А сама… Чёрненькая, брюнетка, - со вздохом вспоминает сын. – Вся такая… Комбинезон у неё весь в обтяжку.
 - Комбинезон в обтяжку… Ну понятно, - говорит Саблин. – Ты давай не думай про неё, девка-то, видно, неприкаянная, из шалав; как женишься, так про неё и не вспомнишь. Доедай и спать иди. Завтра не проспи в госпиталь.
 - Ладно, - невесело отвечает сын. – Не просплю.
 - Тарелку за собой помой, а то мать тебе утром задаст, – Аким давит в пепельнице давно потухший окурок.
 - Ладно, - повторяет сын, - помою.
 В два часа утра, ещё не позавтракав, он взял коммуникатор и написал: «Когда можно прийти на процедуры?».
 Саблин думал, что Розалия Пивоварова ещё, наверное, спит, но та ответила почти сразу: «Принимаю с пяти часов. Приходите, как только сможете».
 «Зайду в полк и после к вам», – пообещал он. И стал завтракать. Как раз и Олег, и Юрий к завтраку вышли. Только Наталья спала ещё.
 Олег, как всегда, с утра бодр, болтает о лодке и о рыбалке. Потом собирается в школу. А старший как будто и не спал.
 - Заучился совсем, - решает Настя. – Юрка, ты хоть отдыхай иногда.
 - Да отдыхаю я, - бурчит сын и, взяв кусок свежего хлеба, уходит.
 - Чего это с ним? – не понимает мать. И глядит на мужа, ожидая от него пояснений.
 - С девкой вроде не сложилось, - отвечает Аким и тоже встаёт.
 Мать охает: ещё один нож в материнское сердце; и, конечно же, она идёт за сыном – выяснять подробности и успокаивать своего ненаглядного старшего сыночка.
 ***
 Он готовился к следующему разговору, думал, выйдет он непростым, да и как он мог выйти простым, если командир подразделения на моменте формирования собирается в отлучку. В повторную. Ясное дело, что вышестоящему офицеру это понравиться не могло. В общем, дожидаясь Коротковича, он думал, что ему скажет. Слова подбирал. В конце концов, если сотник не разрешит ему отлучиться из части… Ну, что тут поделаешь, Саблин был готов писать рапорт.
 А разговор у них вышел быстрый. Едва прапорщик сообщил командиру, что ему необходимо отлучиться, так начальник и спросил у него довольно спокойно:
 - Другого времени для своих дел выбрать не могли?
 - Никак нет, мог бы, так отложил бы. Дело безотлагательное. Спешное.
 И тогда сотник задал неожиданный для Саблина вопрос:
 - На взводе собираетесь Каштенкова оставить?
 Это, кажется, волновало командира сотни больше, чем отлучка самого взводного.
 - Так точно, - отвечал Саблин. – У меня к нему претензий нет. То, что смотр прошёл без замечаний, – это его заслуга.
 - Полагаете? – с удивлением и