учитывая, что в их лодке находилось целое состояние и её желательно было охранять. Место ведь чужое, людное. А где много людей, там всякого сброда предостаточно. Тем не менее душ, кровати, чистое белье на ночь казаки получили. И уже в два часа утра готовы были продолжить своё дело, свой путь. Вот только Саблин не мог поначалу никак определиться. Сидел с той бумажкой в руках, что дала ему Елена Мурашкина, и думал: ну и куда теперь? На Игрим к Женьку Кондыге или на Светлый к лейтенанту Фарафонову? От Белоярского до Игрима меньше двух сотен километров. Километров сто пятьдесят. В худшем случае девять часов хода. До Светлого часов пятнадцать. С кем из этих людей поговорить в первую очередь? Всё дело было в том, что Аким не знал, кому в этих краях можно доверять. Вроде заказчик дал контакты торговца маслом. Но кто их до конца знает, этих торговцев. А если Глаз узнает, что по его душу приехали? Пойди потом найди его тут, на Камне. И тогда он решил посоветоваться с ватагой. Он объяснил казакам ситуацию. И решение было единогласное, озвучил его Мирон Карасёв как самый старший в рейде:

— К армейцу ехать надо в первую очередь. Всё-таки наши люди.

Так и порешили — и поехали. Тут, у Оби, было много открытой воды, и начиналась она почти с Белоярского, так что пошли они хорошо, и даже на Оби, когда шли против течения двигались очень быстро. Ехали, поглядывали вокруг. Очень было много лодок на реке. И барж. И селений по берегам.

— Всяко тут людей побольше, чем на Енисее, — замечал Карасёв.

— Да уж, побольше, — соглашался с ним Калмыков.

С одной лодкой разошлись бортами, а там были казаки из Семнадцатого полка. Поздоровались, кто успел. Шли по маякам, тут у каждого населённого пункта был свой не очень мощный маяк. А ещё слушали чужие переговоры. Эфир на всех широтах был насыщен, просто набит сообщениями, и не только кодированными. Иной раз какие-то люди просто говорили в эфир. Правда, язык у них был насыщен неизвестными казакам словами. Но Карасёв слушал эти переговоры с интересом. Посмеивался и озвучивал товарищам информацию, которую узнавал. В общем, река была полна жизнью. Не то что мрачноватый и безжизненный Енисей. А в полдень, когда они дошли до Перегребного, Мирон и сообщил:

— Аким, маяк Светлого есть, двадцать два километра юго-запад ровно.

И тогда прапорщик, обернувшись к Калмыкову, только указал ему направление рукой, и Денис сразу положил лодку на нужный курс, ушёл с открытой воды и уже через пять минут скинул обороты, так как пошла вода тяжёлая, вся в сплошной ряске. Но даже так, неспешно, они уже через три с половиной часа увидели Светлый.

— Денис, на те пирсы держи, — Саблин указал на пристани, над которыми был вывешен большой знак: «Только для лодок армии».

Там было много места, и на причале высилась бетонная будка охраны с камерами и вынесенными на крышу креплениями для пулемёта. У причала, где запросто могло разместиться два десятка лодок, пришвартованы были лишь две. А на самом причале стоял один человек и смотрел на приближавшуюся лодку. Саблин, когда они подошли поближе, сразу разглядел на его пыльнике буквы и цифры: «Семьдесят один П. П.», Семьдесят первый пехотный полк. А под ними изображения шеврона: две звезды, разделённые полоской, — лейтенант.

— А быстро вы дошли, — говорил лейтенант, протягивая руку, когда прапорщик выбрался на бетон. — Хотя на таком-то крейсере…

Лейтенант разглядывает лодку, на которой прибыли казаки.

— Здравия желаю, — отвечал ему Аким, пожимая руку. — Саблин.

— Фарафонов. Ваши люди могут отдохнуть, вон, в казарме, — он указывает рукой на большое бетонное здание. — Там у нас хорошо, кондиционеры, души, приём пищи бойцами ещё не закончился, я старшине дал указания насчёт вас, лодку можете не сторожить, у нас тут охрана, только накройте брезентом, чтобы болтали о вашем снаряжении поменьше.

Они пошли к бетонному зданию, и лейтенант, взглянув на Акима, интересовался:

— Второй полк — это вы откуда будете?

— Станица Болотная.

— Это за мысом, за Станцией где-то? — прикидывает Фарафонов. — Дня четыре к нам шли?

— Так точно, — отвечает Аким. Он думает, что новый его знакомый, как и майор Иванов, сейчас начнёт его расспрашивать. Но тот лишь сказал:

— Долго вы шли, думаю, хотите помыться и перекусить, я вам уже всё подготовил.

Они прошли в штаб, где у Фарафонова был свой неплохо обустроенный кабинет. Тут у него был и терминал радиостанции, и монитор, на который выводилось несколько внешних видеокамер. Отсюда он мог следить и за постами по периметру части, и за причалами, и даже за улицами поселения. А ещё у него на соседнем столе был большой электронный планшет с картой, на планшете были выделены несколько точек. Этот лейтенант нравился Акиму. Он казался простым и дельным. Какая-то женщина тут же принесла им поднос с полным кофейником и большой тарелкой с бутербродами. Там были хорошие такие ломти свежего качественного хлеба из смешанной муки, а на нём и отличный паштет из саранчи, рубленые жареные улитки со свежим луком и отличные куски розового окорока с белыми полосками жира.

Фарафонов был человеком не очень молодым, как и Аким примерно, подтянутым, как и все, кто носит броню; волосы у него были тёмные, без седины. Он сам налил прапорщику большую чашку кофе, положил на стол перед ним два пакетика сахара.

«А неплохо тут живут офицеры».

Саблин размешал сахар, а лейтенант придвинул к нему тарелку: угощайтесь. И пока Аким выбирал себе бутерброд, Фарафонов заговорил:

— Значит, что у нас по вашему делу. Скажу сразу: Глаз — негодяй калиброванный. Они тут все, в общем-то, такие, но этот особенный. У меня нет сомнений, что он работает с переделанными. Я ещё полгода назад подавал на этот счёт рапорт, но у командования до сих пор не нашлось средств для решения этой проблемы.

Тут Фарафонов встал и подошёл к столу, на котором лежал планшет. Саблину пришлось отложить бутерброд и тоже подойти