– А при том, что эта строгая, умная женщина поверила этому жулику. Видимо, он обладает даром внушения, раз бандиты так серьезно отнеслись к его словам и принялись за Светлану Алексеевну. И даже пришли ко мне. Жених не стал раскрывать источник своего обогащения, а все свалил на невесту.

– Источник обогащения? – переспросил Малышев. – И вы знаете, что это за источник?

Я вновь вздохнул и продолжил терпеливо объяснять.

– Я служил комбатом в отдельно дислоцированном батальоне, триста солдат было в подчинении, рота прапорщиков. Город немаленький – пятьдесят тысяч жителей, магазины, склады, я был один из значимых людей в городе, дефицит мог доставать, знал, как это делается.

Жених начмеда работал грузчиком на базе, где завскладом был его дядя. На базу поступают большие партии товара и расходятся по магазинам. Например, пришла партия джинсов из Индии. Там делают отличный текстиль, шьют одежду. Вы видели в магазинах, чтобы продавали джинсы?

– Нет, не видел, – ответил Малышев.

– А они поступают в продажу. Я покупал со склада для своей семьи. Стоили они двадцать рублей, недешево, но с рук их продают за двести. К примеру, приходит партия в триста штук джинсов на базу, завсклад реализует их через знакомых и быстро распродает. На магазин выписывает накладную и прикладывает деньги по цене двадцать рублей за штуку. Магазин вроде товар получил и распродал, все чисто, не подкопаешься, а разницу поделили проворные люди, умеющие видеть возможности и использовать их. Чистая прибыль от продажи джинсов – пятьдесят четыре тысячи рублей, и это только на одном товаре…

– Но ведь это незаконно? – воскликнул Малышев.

– Да, и бандиты это знали. И понимали, что жених жаловаться не пойдет, он что, дурак, наговорить себе срок, и срок немалый, до восьми лет лишения свободы. Но он сумел их обмануть и перенаправить интерес на невесту. Он не стал подставлять дядю под удар, иначе его бы не поняли другие товарищи из избранного народа Востока.

– Кто? – удивленно спросил Малышев.

– Евреи, гражданин лейтенант, они весьма проворны в таких делах. Если когда-нибудь в нашей стране случится капитализм, они станут самыми богатыми и влиятельными людьми. Дружите с ними, пригодится.

– Вы что, проводите антисоветскую пропаганду? – воскликнул Малышев.

– Отнюдь, дал совет. Ученые, музыканты, шахматисты, все лучшие люди – это они. Ну, еще зубные врачи, завсклады… Думаю, что жених Изя был очень красноречивым и расписал схему так, что у бандитов не осталось сомнений. Вот они и пришли сюда. И если бы я стал отнекиваться, то они снова стали бы искать жениха, а того и след простыл. Кто же остался в этой ситуации крайним? Конечно, Светлана Алексеевна. Ее бы не оставили в покое, вывезли в лес, пытали, чтобы добыть информацию, а потом убили бы, чтобы скрыть следы преступления. Поэтому я им подыграл и пошел к начальнику колонии…

– А почему к нему, а не к майору Штильману? Безопасность – это его поприще.

– Потому что единственный, кто мог защитить начмеда, это был Хозяин. Он один еще знает, что такое честь офицера…

– Глухов, не забывайтесь, – вспылил Малышев. – Вы сами нарушили и опозорили честь офицера преступной связью с иностранной разведкой…

– Связь была, преступления не было, – ответил я и замолчал.

– Как это? – удивленно воскликнул Малышев.

– Меня судили не за преступление, а за связь с американской женщиной. Предполагалось, что она агент ЦРУ, но это не доказано. Мне не вменили какое-либо преступное деяние против Родины – типа, я не успел совершить преступление. И предупредили, если я не пойду на сделку со следствием – меня расстреляют. Им нужен был политический прецедент. Я согласился сотрудничать, но ничего лишнего на себя не взял. Поэтому я не в «крытке», а на общем режиме. А теперь сами посудите, из всех оперативных сотрудников Хозяин привлек только вас… молодого лейтенанта. Вот вам и ответ, кому он доверяет.

– Ладно, Глухов, – поднялся Малышев, – я хочу пройти по медчасти и подвалу. Если что-то и шили, то, скорее всего, внизу, пойдемте.

Он первым направился к выходу, я встал и последовал за ним. В подвале пил чай кочегар, он увидел Малышева и удивленно встал, доложил по форме.

– Скажите, вы видели тут, чтобы шили джинсы? – прямо спросил Малышев кочегара.

– Что? – раскрыл тот рот.

– Джинсы.

– Джинсы? Нет, не видел. А что, тут шили?

– Я у вас хочу узнать.

– Что узнать? – оторопело переспросил кочегар.

– Шили тут джинсы или нет?

– Где?

– Тут, в мастерской.

– Я не знаю. Вы у швея поспрошайте. Я не шил, истину говорю, гражданин начальник. У прачек еще. Может, они что видели.

Малышев махнул рукой на удивленного кочегара и направился к портновской мастерской. Включил свет и стал тщательно, как учили, проводить обыск – слева направо улиткой. Он почти носом лазил по машинкам, искал нитки, куски ткани. Залез под машинку, заставил меня принести стопку белья, принесенного для ремонта, но все было тщетно. Он выпрямился и сжал губы.

– Вы еще в поддувало не смотрели, – подсказал я ему.

Он глянул на старую неиспользуемую печь и кивнул. Я отошел подальше, так как знал, чем это закончится. Он открыл поддувало, и в него ветром дунуло угольной пылью. Лейтенант чихнул, резко отстранился и стал непрестанно чихать, все лицо его было как у шахтера после рабочего дня.

– Ну, Глухов, – возмущенно закричал он, – я тебе это!..

– Да что я? Вы хотели провести обыск, а в поддувало не смотрели, – ответил я. – Я вам помог получить полную картину. И чтобы вы не сомневались в том, что тут ничего не шили.

Малышев зло блеснул глазами и поспешил на выход. Он пробежал мимо разинувшего рот кочегара, а я вышел следом, погасил свет в мастерской и прикрыл дверь.

– Что это с ним? – спросил кочегар. – Он весь черный…

– А, – махнул я рукой. – Он пошел искать свою Дездемону, – и мы оба заржали, как кони, увидевшие кобылиц.

– Он в поддувало заглянул, – смеясь, причитал кочегар. – А ты не остановил, да? Ох-ох, порадовал, Фокусник. Ну, порадовал… Кому расскажу – ржать будут до усрачки. Теперь к нему прилепится погоняло Отелло. Ох, насмешил так насмешил…

* * *

Утро окутало город белым снежным покрывалом, словно природа решила украсить его перед началом нового дня. Но снег, чистый и пушистый, продержался недолго. Вскоре он стал серым и липким, словно впитал в себя все городские заботы, тревоги и дым из заводских труб.

Светлана, выйдя из подъезда, окинула взглядом заснеженные улицы. Из того же подъезда, стараясь не встречаться с ней глазами, вышел Игнатович. Он