– Бильвиз, – определил патриарх.

Гера сглотнул и посмотрел на меня, но я и сам не знал, что делать.

– Это германский древесный дух, малята. Опасный. Это вам не леший, уж поверьте!.. Давайте назад. И не шумите. Я его отсюда выкурю. Когда знаешь кого, не так сло…

– Эй!..

Даже не знаю, кто опешил больше: я или вынужденный резко остановиться бильвиз. Гера шагнул к самому краю устланного сухой травой и колосьями кратера и – кто бы сомневался! – сразу извлёк меч. Странно, но его оружие было другим. Меньше и тоньше, оно не имело нашего герба в месте, где рукоять переходила в клинок, как моё.

– Покорись! Именем рода Велес, я, Герман… – он запнулся, словно сходу не придумал себе громкое прозвище, а собирался он сделать именно это. – Приказываю тебе: покорись!.. – и шагнул вниз.

Пафосом заложило уши. Сказать, что я охренел от такого поведения пацана – не сказать ничего. Он что, в приставку переиграл? Решил, что у него где-то вторая-третья жизнь завалялась? Но при взгляде на серпы было не до смеха. Бильвиз вдруг подобрал их по-скоренькому, как будто втянул или под листья упрятал, а сам – невинный, маленький и дряхлый дедулечка, чёрными глазками хлопает и даже дрожит вполне натурально.

Э не, гастарбайтер! Не проведёшь! Я всё уже видел!..

Я пошёл вбок, чтобы окружить карлика, распылить внимание. Мечники из нас обоих были немногим лучше, чем воздушные гимнасты, но дед пообещал, что в случае чего – направит. И это, видимо, был тот самый случай, раз уж нам сразу сказали отходить. Дед перестраховывался. Да вот поздно: теперь – только вперёд. Лишь бы не зарылся вконец поэтик. Лишь бы успеть отвлечь внимание бильвиза.

– В вашу душу мать! Я же говорил: не разделяться! И приказ покориться – не просто слово! – опять громыхал патриарх, и Гера приостановил наступление. А я – наоборот, ускорился. Ну не возвращаться же, когда почти уже зашёл во фланг карлику!

– В приказ надо вкладывать жизненную силу! Чем больше, тем сильней выйде воздействие на сущность, ну а если не помогло – мечи. Я готов, малята. Навредить он вам не успеет – вмешаюсь. Пеленайте супостата!

Лёгкий азарт в голосе деда, видимо, и подстегнул Геру. Он как-то уж очень открыто и глупо двинулся вперёд с растопыренной пятернёй. Прям как дурачок из анекдота про «автобуф фтой!».

Всё произошло слишком быстро. Мы все не успели: я – привлечь внимания карлика к себе, Гера – докричать истинно джедайскую конструкцию: «Я приказываю тебе, покорись!», а дед проявить себя. Бильвиз оказался расторопнее нас всех. Молниеносно метнулся к пацану, взрывая снопы жёлтых листьев и гнилых колосьев, стальные полумесяцы на его ногах сверкнули уже спереди, он наскакивал бойцовским петухом, которому нет дела до того, выживет ли он в конце полёта.

– Сука! – запоздало выкрикнул я, спотыкаясь на бегу.

Бильвиз, казалось, обиделся. Он стоял на пологом склоне своей ямы, звякая друг об друга серпами, крутился на месте и непонимающе вращал чёрными зенками. Геры не было. Только туманная щуплая фигура скользнула вбок.

Талант! Гера использовал талант хмарника в самый последний момент!

– Покорись! – заорал я и вложил в приказ три деления жизненной силы из четырёх.

Но ни хрена не произошло. Если не считать приготовлений карлика к прыжку в мою сторону. Три единицы! Сколько ж на тебя, гад, надо?! Я призвал меч, схватился за рукоять обеими руками, встал наизготовку и постарался успокоиться. Один удар. Нужен только один точный удар – снизу вверх. И со мной дед – он не подведёт.

По спине тонкой струйкой спускался холодный пот.

Но бильвиз так и не прыгнул. Он вдруг закатил глаза и расплылся в дурацкой улыбке, будто кто-то принялся чесать ему кожу головы той бессмысленной и беспощадной китайской штучкой со множеством гнутых спиц. А позади материализовался Гера. Он держал карлика за голову. Смотрел на него повелевающе-снисходительно, как старый опытный кинолог на массивного, недоброго, но всё же щенка питбуля. Я не поверил и проморгался. А когда бильвиз начал таять и втекать в глаза Геры, даже не разобрал, что сказал патриарх.

– Ещё, – поэт дышал, как загнанный. – Я хочу ещё! Только давай теперь тебе! Это… это так…

Улыбка его была не по-хорошему азартная, злая. Я помотал головой – нет, мол, хватит на сегодня. Минуты на дне этой компостной ямы мне хватило выше крыши. Гера спорить не стал, утерев героический нос и вороша остриём своего меча тлеющие на глазах листья. Он дрожал весь и постоянно озирался, облизывая бледные губы, как если бы принял каких-то наркотиков. И всё ещё дышал, как после кросса.

Когда мы возвращались, Дух снова дёрнул нас куда-то в сторону, но уже не так явно, лениво даже, мы и направление-то не совсем поняли. А чаща, дремучий корявый лес, шептала вслед что-то неразборчивое, но больше не освистывала порывистым ветром. Давно покинувшие эти места хозяева, наконец, вернулись, и она принял это.

Вскоре под нами проявились доски, на них стол и стулья, в нос ударил запах трав, и стало тепло. Дед ходил туда-сюда: маленький и белый весь в этой своей рубашке с вышарканным ремнём и каких-то невообразимо старых шароварах. Этакий оживший полураскрытый сверху мешок муки с ногами и противоречивым, осуждающе-одобрительным взглядом.

Катя, с глазами в пол-лица, сидела за столом и молчала. Рядом с ней таращилась на Геру Иго, словно вместо поэтика из сферы сущностей со мной вернулся Джастин Бибер.

Усталость накатила как-то враз, придавила. Я покачнулся и сел на лавку. Выдохнул.

– Де! А я тебе говорила, кто это! – урезонила Иго. – Говорила? Говорила, что это бильвиз?

– Да как ты видеть-то можешь?! Ты не должна видеть так глубоко!

– А я вижу! – огрызнулась девочка и мельком показала язык. Раздвоенный и острый.

– Я… я еле сообразил! – выдавил всё ещё задыхающийся поэт. – Простой туман-то ему что! А вот второй талант хмарника – ваще зачёт! Видел, как я? Фау – и нет меня! А за голову я его как взял, видел? Дёрнуться не успел!

Я отхлебнул воды. Достал сигарету, спички, чтобы выйти на крыльцо… и меня осенило.

– Стоп. Какой, на фиг, второй талант?

Гера, какой-то бледный очень и