– Это группировка вора в законе Шавло Батумского.

– Не слышал, – ответил полкан. – Говори, что хотел сказать.

– Надо сказать Светлане Алексеевне, чтобы она не боялась. Что вы поможете ей, но она должна будет сказать бандитам, что не будет выполнять их требования. В квартире Светланы Алексеевны надо установить засаду и слежку по дороге, по которой она передвигается. Сейчас бандитам предъявить нечего, значит, их надо спровоцировать, тогда они обязательно себя проявят. Или придут к ней домой, или перехватят по дороге – это уже разбой, похищение и статья. Группа захвата выдвигается и штурмует дом, где прячут начмеда, потом бандитов вывозят в лес и заставляют копать могилы…

– Ты в своем уме, Глухов? – остановил меня полкан. – Ты знаешь, что такое социалистическая законность?

– Слышал, – недовольно ответил я. – Но не видел.

– Ты это, Глухов, – погрозил мне пальцем полкан, – прекрати свои антисоветские агитации.

– А что я сказал? Когда надо, сажают всех, а бандитов убивать не надо, только припугнуть, они обосрутся и все расскажут, и вы будете победителем. Потом сдадите их уголовному розыску. Уверен, у вас есть связи в областном УМВД. Милиция раскроет громкое преступление, а вы защитите честь офицеров колонии. Занавес. Бандиты в СИЗО, и все довольны.

– Не план, а сценарий к кинофильму, – насмешливо произнес полкан. – Где я тебе людей возьму для засады и слежки?

– Так у вас штат оперативных сотрудников, что протирают штаны, гражданин полковник. Целых двенадцать оперов-бездельников.

– Придержи язык, Глухов, – строго прикрикнул полкан. – Разговорился он, понимаешь… Но мыслишь правильно, – снисходительно добавил он, и в его голосе я уловил нотки одобрения. – Был бы ты не зеком, взял бы тебя к себе опером. Ладно, иди, я подумаю, что можно сделать. Честь офицерскую не посрамлю, будь уверен, – сурово произнес он. – Я еще в войну всякую шваль ловил и уничтожал, и чтобы сейчас, когда нет войны, в мирное время всякая бандитская мразь установила свои порядки… Не позволю! – Он ударил кулаком по столу.

«О, как разошелся старик», – подумал я и поспешно покинул кабинет.

После ухода Глухова полковник Евдокимов долго не думал. В нем взыграла кровь сотрудника «Смерша». Он вновь почувствовал себя молодым и дерзким. Ему бросили вызов, и он принял его. План Глухова был достоин внимания, он был прост и сулил успех. Нужно было только немного его подправить.

Полковник размышлял, на кого он мог положиться в этом деле. Его оперсостав не внушал доверия, они действительно больше протирали штаны, чем приносили результат. Исключение составлял лейтенант Малышев, что уже отличился в деле Сергеева и был ключевой фигурой в организации его разоблачения. Ну, еще один старлей, тоже из милицейских, Игнатович. И все. Надо обращаться в полк, рассудил Евдокимов, и Штильмана поставить в известность, в остальном сохранять строгую секретность. Еще переговорить с Самыкиной, успокоить ее, но всего говорить не стоит.

Он по селектору обратился к секретарю:

– Маша, пусть ко мне зайдет Штильман.

Пока он дожидался зама по безопасности, мысленно уточнял детали плана. Он был в своей стихии, и азарт загонщика охватил все его существо.

– Вызывали, товарищ полковник? – В кабинет зашел Штильман.

– Заходи, Дмитрий Леонидович, и прикрой дверь, разговор будет секретный. В общем, у Светланы Алексеевны проблема…

– Что, снова Глухов что-то натворил? Я говорил…

– Да подожди ты катить бочку на Глухова, – прикрикнул на него Евдокимов. – Дело не в нем. И что тебе дался этот Глухов? Других проблем, что ли, нет? – неожиданно для себя взорвался гневом полковник. – Он что-нибудь натворил? Нарушил, его поймали?..

– Нет, – оторопело ответил Штильман, – просто…

– Просто! У тебя все просто, товарищ майор. А все, если заглянуть, глубже, сложно. Твои опера просиживают стулья, протирают штаны, а результат с гулькин нос. Спиртное в колонии распивают, перебросы осуществляют. Когда ты начнешь работать, Штильман? Мне положиться не на кого, когда такие дела вокруг творятся.

– Да что творится-то? – испуганно спросил майор. Он побледнел и испугался гнева начальника колонии. Он уже жалел, что вспомнил о Глухове, но было поздно – старика, что называется, понесло.

– Это я у тебя должен спросить, майор. Ты у нас отвечаешь за безопасность.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, товарищ полковник. – Штильман вконец растерялся. – Что случилось?

Полковник начал успокаиваться.

– Случилось, майор, а ты не знаешь. Я первый узнаю́. И как назвать твою работу, майор?

Штильман опустил голову и молчал.

– Чего молчишь, майор? – спросил Евдокимов.

– Виноват, товарищ полковник.

– Я знаю, что виноват, но ты ищешь вину в других, не стыдно?

– Да в ком я ищу?

– В Глухове. Один осужденный из тысячи, и ты не можешь успокоиться. Он работает как зверь, в медчасти чистота и порядок, столовая в образцовом состоянии, казармы проверяются, он участвует в самодеятельности, поет. Нареканий на него нет, а тебе все мало. Подыскиваешься под него, – полковник повертел рукой, показывая, как тот подбирается к Глухову. – Все недостатки ищешь, и найти не можешь. Делом займись, майор.

– Так точно, товарищ полковник, – отреагировал Штильман. – Извините, вырвалось.

– Вырвалось… Слушай меня внимательно, майор. Одному нашему сотруднику угрожают бандиты, и дело чести всех наших офицеров – оказать помощь, защитить. Я правильно говорю?

– Так точно, товарищ полковник, – всхлипнул Штильман.

– Хорошо, что ты это понимаешь, – произнес полковник и рассказал Штильману то, что узнал от Глухова.

– Ничего себе, – выслушав начальника, произнес Штильман. – А что мы можем сделать? Тут надо в милицию обращаться.

– Ну почему вы, молодежь, не хотите думать? – огорченно произнес Евдокимов. – Что мы скажем милиции? Приходили незнакомцы и требовали, чтобы Самыкина шила джинсы? Ты правда думаешь, что нас не засмеют?

– А что тогда? – спросил Штильман.

– Видно, я в тебе ошибся, – тихо и печально произнес полковник. – Измельчали офицеры, прячутся за милицией и своей беспомощностью.

– Вы скажите, товарищ полковник, что нужно делать? – отчаянно попросил Штильман.

– Сам не догадался? Ты привык показывать власть над осужденными, они же бессловесные, их можно прессовать, за это наказания не будет. А как появилось настоящее мужское дело, так давай обращайся, полковник, в милицию, – скорчив рожу и дразня Штильмана, произнес с презрением Евдокимов. Полковник не щадил самолюбия зама и топтал его своими сапогами. Штильман сидел бледный и раздавленный словами Евдокимова. – Я скажу, что надо делать, – успокоившись, сообщил Евдокимов. – Штильман, ты возьмешь и осуществишь мой план, слушай.

Он рассказал свой план и стал давать указания.

– Малышева выделишь для оперативных мероприятий, он будет следить за Самыкиной, когда она будет вне