Также выяснилось, что старики еще и отличные воспитатели. Оказывается, они прекрасно помогали усмирять глупый молодняк, у которого играла кровь. В других хозяйствах постоянно сталкивались с бунтами, у меня же такого лет двадцать не было. Так что перспектива полноценного развития сотни человек приплода не стоила жалких литров крови старика или старушки.

Я вернулся в дом, чтобы дописать расчеты, над которыми работал весь день, пока меня не позвали на осмотр товара. Сел за стол, осталось подвести итоги в подсчетах… Но работа застопорилась.

Конечно, и у меня не все шло гладко. Были неприятности в виде неурожайных годов, но тут уж куда деваться, тогда я закупал всю провизию сам. Зато в урожайные, продукты, что производили мои люди, я скупал у них по дешевке и выгодно продавал на соседние фермы, получая немалую прибыль. Кроме людей на моей ферме имелось несколько сотен голов крупного рогатого скота и около пятидесяти лошадей.

Никто из знакомых не знал, а узнав, не поверил, но скот на ферме полностью принадлежал моим людям. Да, это для всех звучало глупо и абсурдно, однако, мне от коров нужна была только кровь. Рабы не только бесплатно ухаживали за скотиной, отдавали мне ее кровь, но еще и заготавливали для себя ее мясо. Сами обрабатывали кожу, из которой шили одежду и обувь, которые я за бесценок скупал у них или менял на ткани, украшения и все, что они считали необходимым, но сами сделать и достать не могли.

С производством в мире с каждым годом становилось все хуже. Все, что мы могли купить, лежало на старых складах, оставшихся еще со времен до развала, но чем меньше там оставалось товаров, тем дороже все стоило. Так что мои, довольно большие партии товара для людей, в момент, когда крупное производство на планете более ста лет как остановлено — хороший источник дохода.

Но все это мелочи по сравнению с главным товаром — кровью, которую мне сдавали все, кроме детей, стариков и самок, ждущих приплод. За рабами следила специалист из людей, в свое время стоившая мне при выкупе круглую сумму золотом.

Она и определяла, кто, когда и сколько может сдать, чтобы это не нанесло вреда здоровью. Я на нее сильно не давил. Кровь дорожала с каждым часом, и, несмотря на все меры безопасности, людей становилось все меньше, а упырей все больше, и запросы к количеству провианта поминутно росли.

Крови не хватало повсеместно, так что моей самой большой головной болью была охрана насельников фермы от разграбления голодными ордами упырей, бродящих в окрестных лесах. Я не экономил на оружии, средствах слежения, и личной армии, жительствующей в бетонных переходах на входе в ферму.

Я подвел итог, убрал счет в сейф и поднялся, всматриваясь в окно. Почти стемнело, надо идти скорее.

Довольный тем, как идут дела, я вышел из дома и вновь наткнулся на Двадцать первую. Милана выдала ей теплый платок, носки, кожаные тапочки, и вывела во двор. Нелепый вид девушки прекрасно сочетался с таким же странным поведением. Новенькая вновь застопорилась у входа, в восторге оглядывая мои владения.

— Пойдем скорее, завтра погуляешь… — буркнула недовольная задержкой Милана.

— Погуляю?! — удивлению Двадцать первой не было предела. Она заметила меня и, обращаясь лично, недоверчиво переспросила:

— А тут можно гулять?

Я проигнорировал ее вопрос и, минуя женщин, уже собрался идти к скорнякам решать, стоило ли продавать готовые кожи или нет, так как наши цеха загружены до предела, а излишки шкур лежат на складе без дела.

Милана, сурово взяла новенькую за руку и, уводя, торопливо пояснила:

— Гулять-то? Можно, конечно. Дела свои сделаешь и иди, гуляй. Здесь везде можно ходить…

— И за ограду? — уже с явным сарказмом в мою сторону, вопросила двадцать первая. Угу, вот и коготки, они все такие, дай только освоиться, надолго покорности не хватает.

Милана отпустила руку новенькой, и поклонилась, обращаясь ко мне:

— Покажи ей, почему нельзя за ограду… — голос Миланы звучал недовольно почему-то именно по отношению ко мне.

Я остановился.

Милана выросла на моих глазах — одна из первых детей, родившихся на ферме. Сызмальства она знала мое к ней снисходительное отношение, чем всегда крупно злоупотребляла, и ни грамма этого не стеснялась. Вот и сейчас она смотрела на меня с вызовом. Бросай все дела и исполняй ее просьбу.

Игнорируя насмешливую нахалку, я приказал новенькой:

— Пошли. — И, разворачиваясь, кивнул в сторону дома.

Милана подтолкнула странную девушку так не вовремя замершую на месте ко мне, и приказала:

— Когда хозяин отпустит, придешь ко мне…

— Хозяин?! Это хозяин? — Ужасу новенькой не было предела. Опять мои глаза ввели в заблуждение. Я раздраженно посмотрел на Милану, измерил новенькую недовольным взглядом, и молча пошел в дом.

Девушка явно оробела, склонила голову и, наконец, поспешила за мной.

Я шел быстро, желая поскорее покончить с приставучим приобретением. Но перевесить это бремя сейчас не на кого, как и отказать в разъяснении. Лучше затратить три минуты времени на пояснение, чем потерять вложенное в нее золото, если она по глупости выскользнет за ограду.

Мы поднялись на чердак. Там был балкончик, который, нависая, почти вплотную приближался к бетонной стене, защищавшей ферму от нападения голодающих упырей.

— Смотри… — Я приложил палец к детектору, который взял пробу моей крови, после чего дверь открылась. Вышли на балкончик: заброшенный, пыльный, с залетевшими на него листьями.

— Теперь жди. Можешь считать до десяти.

Девушка посмотрела на меня в замешательстве и вновь вернулась к разглядыванию достопримечательностей, явно не понимая, о чем я говорю.

С балкона была видна опушка леса, дорога, и частично приемная на входе в бетонные подземелья.

Девушка считать постеснялась, а может и не знала счета, так что начал я.

— Раз… два… три… — Из леса показалась кучка упырей. Их глаза жадно смотрели на девушку.

Постоянный голод настолько обострил их рецепторы, что они издалека учуяли, что она человек. Миг и они поняли, что на входе нет охраны.

— Четыре… пять… — Двое из них, самые голодные, отделись от группы и, набирая скорость, кинулись к дому.

Я покачал головой. И на что